Этногенетические фантазии (вместо предисловия)
Увлекаться вопросами раннего этногенеза индоевропейских народов я начал лет 25 назад и, естественно, со славян. Тогда этой теме были посвящены небольшие, но захватывающие статьи Щербакова, Знойко и прочих «аматоров».

Печатавшиеся в журналах «Техника молодежи», «Знание - сила» и малотиражных раритетных сборниках, они поражали юношеское воображение. Много позже я понял, насколько малодоказательными и натянутыми были большинство высказываемых в них предположений. Но тогда далекие походы, заморские связи и невероятные этимологические сближения читались как захватывающий исторический детектив. Именно они открыли мне путь к более серьезной археологии и исторической литературе, данные которой я до сих пор пытаюсь объяснять в силу своего разумения и чувства меры.

Естественно, подобной тематикой увлекался не я один. В странах экс-СССР сложилась достаточно крупное сообщество любителей гипотетических древностей. А в последнее время подобная форма исследований получила массовое распространение. Злые на язык академические круги, тратящие свою жизнь на скрупулезное изучение мельчайших находок и делающие из них весьма осторожные выводы, естественно, возмущены подобным историческим волюнтаризмом. Они пренебрежительно классифицируют такие работы как псевдонаучные. Но, несмотря на академическое шельмование, все идет к тому, что каждый талантливый любитель истории будет придумывать свои сюжетные линии для миграции народов и их невероятные родственные связи на манер мыльных опер. С одной стороны, это достаточно забавно.

С другой, - совсем грустно. «Дилетантские исторические сочинения» иногда бывают не так безобидны, как может показаться. Постсоветский национализм, расцветший практически во всех республиках бывшего СССР, не мог не паразитировать на такую благодатную почву, как дописьменная история и интерпретация археологических культур. Идея национальной исключительности, присущая носителям консервативного мышления, немыслима без строительства генеалогического древа, доказательства собственной породистости. Но национальный радикализм не знает меры и неизбежно прибегает к искусственному удревнению родословной. Так нувориш с больным самолюбием, попав в аристократическую среду, пытается выставить себя потомком внебрачного сына какого-нибудь именитого барина. И тем самым предает своих реальных предков.

Такое явление академическая наука называет этнонационализмом или историографической манией величия (В. Кореняко). Мне, живущему в Украине, особенно часто попадаются тексты по искусственной архаизации украинцев. Но теперь не только дилетанты-любители, вроде меня, а и вполне заслуженные украинские историки и археологи ударяются в подобные поиски. С одной меркантильной целью, - выведением украинской породы. Почему меркантильной? Потому что на такую «историографию» есть серьезный политический заказ и нуворишивая власть одаривает таких «исследователей» учеными званиями. Так, например, уже до школьных учебников распространился миф о том, что трипольская культура IV – III тыс. до н.э., - прямые предки украинцев. И, это притом, что на протяжении 45 веков после исчезновения трипольцев Украина была полем миграций десятков, если не сотен народов. При том, что этнонима «украинец» не существовало еще 200 лет назад!

Я с брезгливостью отношусь к подобным господам. А надо бы и с настороженностью. Так достаточно большой круг серьезных исследователей придерживается гипотезы о прародине индоевропейских народов в северопричерноморских степях. Некоторые из них локализуют выделение здесь из общего пранарода индоиранцев и даже индоариев. Уже прародина индоариев обнаруживается на Нижнем Днепре, чему посвящена циклопическая работа Ю. Шилова. Сама по себе эта гипотеза имеет право на жизнь и, возможно, не так далека от истины. Но апологеты этнонационализма тут как тут. И настоящими наследниками арийства, разумеется, становятся украинцы. Если кто забыл, именно из таких «безобидных» приращений генеалогии выросла расистская теория Третьего Рейха и печи Бухенвальда. И это сейчас становиться еще более актуальным ввиду усиления национал-патриотов блока Ющенко.

К счастью, есть и третья, по-моему, наиболее важная сторона вопроса о подобных этногенетических фантазиях. Такое повальное увлечение можно интерпретировать как новый вид исторического фентези, некой богатой домыслами полуправды. Но вспомним, что и классическая фантастика была полезна не только как увлекательное чтиво или талантливая литература. Достаточно часто идеи фантастов предвосхищали ярчайшие открытия будущего, а иногда и просто подсказывали их. Предлагаю и подобный жанр этногенетической фантазии считать чем-то подобным. Возможно, прочитав как-то подобную «ахинею» одного из моих собратьев-любителей, взрослый ученый муж по-иному взглянет на порядок вещей, приложит массу усилий и сделает гениальное открытие.

Происхождение маитов - Часть 1.
Арийская проблема, изначально волновавшая исследователей индоевропейской общности и принявшая в середине ХХ в. вид преступной нацистской расовой теории, была предельно ею дискредитирована. Тем не менее, свободные от политических спекуляций поиски реальных истоков и следов миграций арийских народов индоиранской языковой общности продолжались и в последующие десятилетия. Правда, с началом «парада суверенитетов» на постсовестком пространстве в 1990-х гг. снова началась тотальная приватизация арийского бренда всеми, кому не лень, - от украинцев до русских и башкир. Однако нельзя смешивать эти политические спекуляции с действительно научными поисками.

Митанни 
В среде ученых-индоевропеологов определение арийской прародины, разделение индоиранцев с их последующими миграциями очерчивались территорией от Юго-Восточной Европы далее на восток в Среднюю Азию и Индостан. В рамках этого ареала выдвигались разные гипотезы о времени и месте дробления: от ухода единых арийцев в Среднюю Азию уже в III тыс. до н.э. до обитания части арийских племен в Юго-Восточной Европе вплоть до переселения сюда скифов [1]. Наиболее последовательным «западником» в деле поисков индоарийских истоков был историк-лингвист О.Н. Трубачев.

Изучение индоарийцев в Причерноморье Трубачев начал с подтверждения древнего определения Гесихия: «синды – индийское племя». Согласно античным авторам, синды причислялись к меотским племенам. Во второй половине I тыс. до н.э. меотские племена занимали земли от Нижнего Дона и Ставропольского плато до северных склонов Кавказского хребта [2]. Эту-то территорию Трубачев и рассматривал, как наиболее вероятный источник древней миграции индоариев в Северную Месопотамию, результатом которой стало образование государства Митанни [3]. Большинство исследователей полагает, что переднеазиатский арийский диалект создателей Митанни принадлежал племенам, более близким к предкам индоариев, чем иранцев [4]. Причем, титул боспорского царя выражался формулой, где меоты именовались в форме маиты, что прямо указывало на основателей переднеациатского царства ариев. Для сравнения и митаннийский правитель Сауссадаттар (XV в. до н.э.) именовался царем Майтени, Ханигальбата и царем воинов Хурри [5].

Кроме того, на Кавказе найдены остатки боевых колесниц, идентичные колесницам митаннийского типа [6], что может рассматриваться, как следы проникновения маитов в Переднюю Азию. Камменхубер относит присутствие арийцев в окраинных горах Месопотамии до 1700 г. до н.э., а в Митанни до 1600-1555 гг. Дьяконов же локализует «митаннийско-индоиранский контакт» в районе оз. Урмия в 1-2 четверти II тыс. до н.э [7]. Можно предположить, что в первой половине II тыс. до н.э. индоарийцы-маиты через Армянское нагорье вторглись в Северную Месопотамию. Там они разгромили ослабленное борьбой с хеттами хурритское государство Ханигальбат и на его основе ок.1560 г. создали Митанни. Примечательным свидетельством родства митаннийцев с меотскими племенами Приазовья является совпадение женского имени Tirgutawiya (табличка из Алалаха, Северная Сирия, II тыс. до н.э.) с именем легендарной иксаматской царевны Таргитао, поднявшей восстание меотов против Боспорского царства [8].

Крупнейший индоевропеолог В.В. Иванов говорил про «арийско-хурритский симбиоз в государстве Митанни и связанное с ним двуязычие [9]». Несмотря на преобладающее хурритское население, новое государство возвышали именно индоарийские вновь привнесенные коневодческое и военное искусство, а международные договора скреплялись именами арийских богов Индры и Варуны. Влияние митаннийцев было исключительно велико. Исследователи считают, что индоарии «сыграли решающую роль в смене военной тактики и развитии колесничного боя» во всей Передней Азии [10]. В симбиозе Митанни индоарийцы занимали положение военной колесничной аристократии (варны кшатриев), называвшейся «марианна», а остальная часть населения была иноэтничными хурритами.

Роль Митанни в ближневосточном регионе особенно возросла в годы упадка Хеттского государства – смутного времени после конца периода Древнего царства (рубеж XVI-XV вв. до н.э.). Около 1500 г. под протекторат митаннийцев попали Ашшур, Ниневия и Северная Сирия. XV в. до н.э. – пик могущества Митанни, когда оно распространяется от Киликии на юге Малой Азии и Северной Палестины до оз. Урмия и предгорий Загроса к северо-востоку от Месопотамии и объединяет множество мелких царств и княжеств. В 1961 г. в курганах на территории Советской Армении были обнаружены цилиндрические печати митаннийского стиля, что свидетельствует о культурных связях Митанни с племенами северных областей Армянского нагорья [11].

А, согласно документам из архива Богазкея (древней столицы хеттов г. Хаттуса), после падения древнехеттского царства северо-восточная провинция Турмитта, в числе прочих окраинных областей, освободилась от власти хеттов и присоединилась к Митанни [12]. Если учесть, что Турмитта соседствовала со страной Каска [13], то границы Митанни в этот период можно отодвинуть едва ли не в Юго-Восточное Причерноморье. Можно предположить, что и в XV в. до н.э. там еще могли обитать некие индоарийские племена.

Кроме того, возможно, контакты Митанни и с самой индоарийской прародиной Восточного Приазовья не прекращались всю историю существования индоарийской державы на Ближнем Востоке. Не исключено, что митаннийские цари рекрутировали военные силы среди племен Северо-Западного Кавказа или даже припонтийских степей. Наемничество среди воинственных племен и их участие в далеких от мест обитания военных кампаниях – обычная практика Древнего мира. Наиболее яркие примеры – каскейские отряды с Кавказа, воевавшие на стороне лувийской Киццувадны (южное побережье Малой Азии) или отдельный корпус шерданов-сардов из Лидии (запад Малой Азии), сражавшихся на стороне египтян в «битве народов» при Кадеше против своих ближайших родственников хеттов.

Митаннийские цари вполне могли стать гегемонами Передней Азии, если бы в это время не начались азиатские походы египетских фараонов XVIII династии. Затяжная война Митанни с Египтом закончилась лишь в конце XV в. при царе Артадаме I, когда фараон Тутмос IV женился на митаннийской царевне. Сверхдержавы поделили сферы влияния в Сирии и Палестине. Однако за время митаннийско-египетских войн вновь поднялось и окрепло Хеттское царство. В борьбе за Северную Сирию хеттский лабарна Хаттусили II отбил у митаннийцев Исуву, Халеб и Аштатту. Но митаннийский царь Шуттарна II спровоцировали восстание Исувы и 16 городов-государств в тылу у хеттов, что временно остановило их наступление в Северной Сирии.

Причиной нового нападения хеттов на государство индоариев стала гражданская война в Митанни в первой четверти XIV в. до н.э. После смерти митаннийского царя Тушратты началась борьба между наследниками, один из которых Куртиваза бежал к хеттам. Лабарна Суппилулиумас воспользовался этим, выступил в его защиту и осадил главные центры митаннийцев – Каркемиш и столицу Вашшуганне. Но только ок.1340 г. хетты смогли разгромить митаннийцев, отторгнуть большинство их провинций и превратить государство индоариев в вассальное царство. Кроме того, на стороне второго наследника Артадамы воевали ассирийцы,[14] которые после разгрома государства индоариев начали борьбу с хеттами за митаннийское наследство. В 1260 г. до н.э. Митанни, ставшее полем боя между хеттами и ассирийцами, было окончательно уничтожено последними.

Поиск опоры 
По одной из гипотез индоиранская общность формировалась из племен носителей культур трех ареалов: степных – среднестоговской и древнеямной, кавказских – куро-аракской и майкопской, балканских – Триполья и Гумельницы [15]. Однако, между языковыми предками индоарийского этноса в рамках единой древнеямной культурно-исторической общности (ямная культура - ЯК) раннего периода (конца IV – середины III тыс. до н.э.), занимавшей восточноевропейские степи от Урала до Южного Буга, и митаннийцами середины IІ тыс. до н.э. прошло почти 10 веков. И отследить выделение индоариев через смену археологических культур в Восточной Европе проблематично. Однако попробую. В период распада индоевропейского единства «наиболее тесными были связи протоариев с протогреками и протоармянами [16]». Допустим, носителей греко-армяно-арийской языковой общности можно видеть в племенах основного массива ЯК, и предки индоариев сформировались (появились?) в Северном Причерноморье еще в конце IV тыс. до н.э.

Тогда во временных рамках первой половины III тыс. до н.э. произошло обособление в пределах этой общности носителей греческих и армянских диалектов. Географически их можно искать в западных локальных вариантах (варианте?) ЯК, кроме буджакского, который часть исследователей видит образованием протофракийского ядра. И, собственно арийское (индоиранское) единство, - время и территория мифического Ариана Вейджа – «арийского простора», - будет наблюдаться в восточных вариантах ЯК среднего и позднего этапов. Ну, а распад индоиранской общности и выделение собственно индоариев нужно искать в пределах этих же локальных ЯК начала II тыс. до н.э [17]. По Таким образом, археологические следы индоариев можно обнаружить в культурах, вышедших из распадавшейся древнеямной общности.

За иранскими племенами общепризнано деление на восточные и западные, собственно иранцев Средней Азии и скифо-сарматские племена Северного Причерноморья. Но, если арийская (индоиранская) общность родом из этих степей и здесь же распадалась, то вполне логично, кроме деления ариев на иранцев и индоарийцев, признать возможность такого же западно-восточного деления и за самими индоарийцами. Тем более, что индоарийский лингвистический материал из Малой и Передней Азии начала II тыс. до н.э. выявляет индоарийский диалект, отличный от языка ведических ариев, пришедших в Индостан [18]. А единственно возможной привязкой, точкой отсчета в поисках прародины «западных» индоариев (а возможно и места выделения всей индоарийской семьи) может служить Прикубанье и смежные степные области.

Индоарии-маиты образовали свое государство на Ближнем Востоке в 1560 г. до н.э. и, по версии Трубачева, пришли туда из синдо-меотских земель Северо-Западного Кавказа. Пришли, как предполагают, еще раньше, где-то в начале II тыс. до н.э. Там же в Предкавказье они обнаруживаются и спустя 12 веков, в период присоединения Синдики к Боспорскому царству царем Левконом I (389-348 гг. до н.э.). И там же в Прикубанье они живут еще до времен поздней античности, - нашествия гуннов в 370 г. н.э. А по некоторым исследованиям, синдские города Азиатского Боспора были разрушены гуннами только в VI в. н.э., между 527 и 550 гг. по возвращению из Европы [19]. То есть эти земли занимаются индоариями на протяжении более 2,5 тыс. лет! В таком случае логично предположить, что они же проживали здесь и за 500-600 лет до основания Митанни, т.е. в конце III – начале II тыс. до н.э., в период распада индоиранской общности и выделения индоариев. Следовательно, велика вероятность того, что и выделение индоариев из индоиранской общности могло произойти где-то рядом с Прикубаньем. Во всяком случае, у племен предкавказских вариантов поздней ЯК больше шансов на роль выделившихся индоариев, чем у прочих групп ямников.

Первые прочные контакты носителей ямной культуры с Северо-Западным Кавказом происходят в «майкопское» время и характеризуются влиянием майкопской культуры (МК) на близлежащие группы ямников. Как отмечает Мерперт, «Судьбы майкопских и древнеямных племен в ряде районов тесно переплетены (Предкавказье, Подонье, Крым)», их экономика и культура имеют много общих черт [20]. Контакты ямников с МК начинаются на рубеже 1-го и 2-го периодов существования древнеямной этнокультурной области. Эта смена периодов характеризуется членением, распадом относительно единой ямной культуры на четко выраженные локальные варианты. В данный период создание мощных культур Северного Кавказа оказала воздействие на предкавказский, донской и северско-донецкий варианты ЯК [21]. Как я отмечал, дифференциация ЯК-области на специфические локальные варианты может рассматриваться как членение греко-армяно-индоиранского языкового единства. А в случае трех указанных вариантов, - и на дробление общеарийской общности.

Катакомбники 
В конце III тыс. до н.э. в к северу от Азовского моря, а затем и во всей степной зоне Восточной Европы на смену ЯК приходит новая, яркая и столь же обширная культурная общность – катакомбная культура (КК). У исследователей нет единого мнения по поводу ее формирования. Но наиболее ранний переход от ЯК к КК еще Попова отмечала в Северном Приазовье [22]. Действительно, донецкий локальный вариант КК (донецкая КК) занимает центральное место во всей катакомбной общности и рассматривается как наиболее ранний, чистый и классический [23]. Это определение подтверждают и переходные ямно-катакомбные погребальные комплексы обнаруженные на Нижнем Дону и в Северо-Западном Прикаспии [24]. Первоначальные катакомбные памятники располагаются узкой полосой в 100-150 км. вдоль азовского побережья от Тамани до Нижнего Днепра. Отсюда катакомбная культура распространялась на соседние районы [25]. Памятники донецкой КК концентрируются в бассейне Северского Донца и Нижнего Дона вплоть до Северо-Восточного Приазовья.

По археологическим данным «изначально-катакомбная» донецкая КК сложилась на основе поздней ЯК при непосредственном участии северокавказских переселенцев на Нижний Дон. Это переселение было подготовлено тесными связями предкавказского, приазовского и донецкого вариантов ЯК с племенами Майкопа. Впервые идею о новосвободненских истоках КК высказал М. Артамонов (1937). Дольменная керамика в погребениях КК Нижнего Дона и Северского Донца говорит о миграции сюда части северокавказцев [26]. О прямом продвижении майкопских племен до Дона и далее пишет Нечитайло [27]. В частности, это отразилось в поселении Константиновка и двух погребальных комплексах, близких к майкопским. Характерным свидетельством такого переселения может служить и изготовление майкопских топоров в раннекатакомбной культуре на Луганщине, когда на Северном Кавказе эта традиция исчезает [28]. Наконец, возникновение катакомбного погребального обряда в Приазовье Кияшко, вслед за Артамоновым и Чайлдом, характеризует как «ренессанс мегалитических традиций новосвободненской культуры (другие исследователи считают ее лишь поздним этапом МК – В.А.), обрамлявший уже совершенно иное культурное явление - идею склепового погребального сооружения [29]». Из выше сказанного видится следующая реконструкция этногенетических процессов на Северо-Западном Кавказе – в Нижнем Подонье. Ранняя майкопская культура абхазо-адыгских племен около XXIII в. до н.э. сменяется поздним новосвободненским этапом (по версии ряда исследователей, - отдельной новосвободненской культурой (НК)). Это происходит в результате миграции союза племен из Прикарпатья через Северо-Западное Причерноморье и Крым. Данный союз включал носителей мегалитических традиций культуры шаровидных амфор (КША), но основу его составила часть племен усатовской культуры (УК), в которых я предполагаю предков исторических хеттов-неситов [30]. Таким образом, в племенах НК можно видеть трехкомпонентный племенной союз из мегалитчиков КША, хеттов и местных абхазо-адыгов, в котором ведущую роль играли именно хетты. Этот союз стал главным посредником в торговле и передаче культурно-технических новаций между Ближним Востоком и Степным Причерноморьем.

Продолжительные контакты ямников Нижнего Подонья сначала с абхазо-адыгами, а после и с хеттами на протяжении всей истории МК и НК стали катализатором окончательного распада древнеямной этнокультурной общности. Усугубилось ослабление связей не только ее греческой и армянской составляющих с арийской (индоиранской), но и начался распад самой арийской ветви на иранцев и индоариев. Причем, территорией выделения индоарийского этнического ядра видится именно область Нижнего Дона, племена которой находились в наиболее плотном контакте с хеттами НК, а через них и с малоазийско-ближневосточным регионом. Тот же Кияшко выделяет дольменную культуру Северного Кавказа (наследницу НК) и раннекатакомбную культуру в единый блок [31].

Таким образом, моя концепция опосредованно совпадает с миграционной гипотезой Клейна, выводившего истоки донецкой КК со Среднего Дуная [32]. Его же интерпретация погребального обряда КК Дона и Донца ассоциирует культуру с индоариями [33]. Индоарийскую принадлежность КК подтверждают и реконструкции по раскопкам катакомбных захоронений многих ритуалов, известных из Ригведы [34]. Моя концепция перекликается и с теорией Сафронова, согласно которой индоарии были носителями отдельной кубано-днепровской культуры (КДК) «пост-майкопского и докатакомбного времени» с центром в Нижнем Прикубанье. Керамику КДК он возводит к гончарным традициям КША посредством новосвободненской культуры, а носителей последней считает хетто-палайцами [35]. Наконец, мое видение локально перекликается с гипотезой Ю. Шилова о нижнеднепровской прародине индоариев [36]. Но даже в своих «этногенетических фантазиях» я не рискую выдвигать столь фантастических предположений, которыми полны арийские гипотезы Шилова.

Закат новосвободненской культуры около ХХ в. до н.э. я вижу результатом переселения основной части хеттов в Анатолию. Оставшееся новосвободненское население подверглось давлению усилившихся северокавказских автохтонов, возможно, абхазо-адыгского племенного союза каска. Это привело к исчезновению НК и переселению остатков ее племен в Северное Приазовье, где они способствовали окончательной кристаллизации индоариев в донецкую КК. С тех пор «Центром новаций, транслирующим кавказские влияния в степные регионы, было Приазовье [37]». Дальнейшее усиление индоарийских племен привело к их распространению на юго-восток и занятию ими посреднической территории Северо-Западного Кавказа, что отразилось в образовании предкавказской КК в землях бывших майкопской и новосвободненской культур.

Непрерывное развитие культуры Прикубанья с ранней бронзы до исторических синдов IV в. до н.э. подтверждают раскопки могильника у хут. Рассвет в 13 км. северо-западнее Анапы (синдской Горгиппии), проводившиеся экспедицией МОПИ [38] с 1958 г. Как отмечал руководитель экспедиции Ю. Крушкол, могильники «дают картину последовательного единого развития погребальных сооружений и обрядов от эпохи ранней бронзы до эпохи железа, свидетельствующую об этнической общности [39]». Другими словами, если синды середины I в. до н.э. – суть индоарийцы, то и жители Нижнего Прикубанья конца III – начала II тыс. до н.э. те же индоарийцы. Причем, хотя Крушкол и отмечает кавказскую самобытность культуры эпохи бронзы данного района, но особо отмечает аналогичность ранних памятников хут. Рассвет с майкопской культурой новосвободненского этапа.

Предкавказская КК, таким образом, и стала плацдармом индоарийского переселения начала II тыс. до н.э. в Переднюю Азию, которое привело к созданию Митанни. А, следовательно, сам этот локальный вариант КК может рассматриваться, как территория выделения маитов (меотов) – союза племен западной ветви индоарийцев, носителей отличного от ведического индоарийского диалекта, выявленного в ближневосточных текстах. Посредническое положение на стыке ближневосточной и северопричерноморской культурных зон привело к такому усилению западных индоарийцев, что всю первую половину II тыс. до н.э. они играют ведущую роль не только среди индоарийских племен, но и во всем степном Причерноморье. Тесные контакты с Предкавказьем наблюдаются у всех западных вариантов КК, включая Северо-Западное Причерноморье.

Что же касается ведических ариев, позднее завоевавших Индостан и условно называемых мною «восточными индоариями», то областью их территориального отделения может рассматриваться Волго-Донское междуречье раннекатакомбной эпохи. В приазовском регионе Нижнего Подонья применялся обычай восточной обращенности покойника в захоронении, в то время как на левобережье Дона и Волго-Донских степях наблюдается диаметрально противоположная западная ориентация [40]. Эта зеркальность обряда может говорить о разделении ветвей и обращенности их умерших к какому-то географическому пункту ритуально характеризующему это разделение.

Как замечал Генинг, «Переселение арийских племен на юг в Среднюю Азию, Иран, Афганистан и Индию не представляло собой, по-видимому, одновременный акт миграций [41]». Это была длительная инфильтрация, постепенное освоение евразийских степей племенами дробящейся арийской общности. Как известно, крайним восточным пределом распространения предкавказского варианта КК считается Калмыкия и Астраханско-Волгоградское Поволжье [42]. Хронологические рамки предкавказской КК определяются исследователями в 2000 -1500/1400 гг. до н. э. [43]. Затем были найдены катакомбные погребения XVIII – начала XVII вв. до н.э. в Саратовском Заволжье [44]. Оттуда часть катакомбных и родственных племен ушла на восток, где приняла участие в сложении культур средней бронзы Урало-Казахстанских степей.

Исследователи говорят о решающем вкладе западного миграционного импульса в формирование андроновской культуры Приуралья и Казахстана, выразившемся во влиянии абашевской, полтавкинской и культуры многоваликовой керамики (КМК) [45]. Как будет сказано ниже, две последние культуры исследователи относят к катакомбной культурно-исторической общности. Из андроновской же культуры выводят последующие иранские кочевые племена евразийских степей. «Носителей срубной и андроновской культур большинство исследователей-археологов считают индоиранцами», что основано «на устанавливаемой археологически генетической связи срубной и андроновской культур с культурой савроматов и саков VII-V вв. до н.э [46]».

Но это, как бы лейтмотив выделения иранцев из арийской общности. Где-то на периферии этого процесса произошел уход восточных индоариев в Индостан. И видеть его я предлагаю именно в племенах КК и КМК, участвовавших в сложении наиболее раннего новокумакского хронологического горизонта андроновской культуры [47]. Памятники новокумакского типа располагаются от Урала до Табола и Приишимья. К этому горизонту (другие названия, - синташтский культурный пласт, памятники петровского типа) причисляют и знаменитую «страну городов» на юге Челябинской области с такими ярчайшими комплексами как Синташта и Аркаим, обряды которых находят прямые параллели в Ригведе и Авесте [48]. Таким образом, XVI в. до н.э., эпоху существования новокумакской (синташтской) стадии андроновцев можно рассматривать, как время и место проникновения восточных индоариев в Центральную Азию.

С XV в. племена срубной и андроновской культур продвигаются на юг Средней Азии и в Афганистан [49]. В частности, захоронения срубных племен обнаружены в Южной Туркмении, в западных предгорьях Копет-Дага. Племена срубной и андроновской культур участвовали в сложении тазабагъябской культуры в Южном Приаралье [50]. На их волне потомки катакомбников и ушли в Индостан.

Происхождение маитов - часть 2

Старые арии 

Скифская генеалогическая легенда называет западно-иранские племена скифов, - «napa», - младшие, молодые (арии) и считает их пришлым народом в степях Северного Причерноморья. Как замечает в этой связи Трубачев, «закономерно предположение, что Старой Скифией, в отличие от скифов-младших, называлась какая-то другая, нескифская часть более крупного целого». Этой «Старой Скифией» он считает индоарийцев, называемых в легенде «palaei», что, по его мнению, является лишь греческим переводом местного термина san-arya – «старые арии [51]». И, согласно моему выше высказанному предположению, начало «Старой Скифии» можно видеть в образовании катакомбной культурно-исторической общности.

КК получила столь широкое распространение, а ее элементы прослеживаются исследователями в таком количестве смежных культур, что долго не был закрыт спор, какие же, собственно, культуры (локальные варианты) принадлежат к КК-общности и родственны ей. Основными ее культурами считаются харьковско-воронежская, донецкая, днепро-азовская, ингульская, предкавказская, полтавкинская [52]. Но еще в 1970 г. Клейн делал обзор гипотез, по которому к кругу КК различные исследователи причисляли кубанскую, кобяковскую, северокавказскую, и «памятники с многоваликовой керамикой [53]». Как отмечал Дремов, «За два последних десятилетия дробление культур на типы, варианты, этапы, выделение новых культур и объединение в культурные группы, общности и области создало великолепную базу для историографов, но привело к крайне запутанной ситуации [54]».

Поэтому я буду говорить об общих границах расселения катакомбных племен от Нижней Волги до Дуная, создавших культурно-историческую общность из 6 локальных вариантов, вероятно, племенных союзов. Сложный процесс распространения западных индоариев из донецкой прародины КК характеризуется многоплановым и запутанным характером культурных взаимосвязей разных локальных вариантов КК-общности. Так, например, донецкая КК сближается с днепро-азовской по характеру катакомбы, с харьковско-воронежской – по наличию жаровен, а с предкавказской – по характерным курильницам [55].

Под натиском расселяющихся катакомбников древнеямные племена частью отступали на запад и северо-восток, а частью подчинялись пришельцам. Но некоторое количество населения ЯК продолжало занимать лесостепное междуречье Донца и Днепра на протяжении всего катакомбного времени и стало основой формирования приднепровского варианта послекатакомбной КМК [56]. Продвигаясь из донецкой прародины, то или иное племя КК занимало обычно бассейн реки или часть морского побережья, покоряло местное население и создавало с ним неравноправный племенной союз.

Плотность населения КК была неравномерной, особая концентрация наблюдалась по берегам крупных рек и их притоков. Там существовала прочная оседлость. Основой хозяйства было земледелие и оседлое скотоводство, импульс развитию общества давала собственная металлургия. В северо-западном Приазовье выявлено большое количество захоронений мастеров-профессионалов и даже ставится вопрос о существовании в степях южной Украины трех металлообрабатывающих центров: Донецкого, Приазовско-Крымского и Нижнеднепровского [57].

Согласно исследованиям Пустовалова, аналогичные завоевательные походы индоариев в Индостане привели к формированию сословно-кастовой системы (СКС) не на профессиональной (жрецы-воины-земледельцы), а на этнической основе [58]. Это же сложение СКС Пустовалов наблюдает и в катакомбном обществе, хотя и считает его основателей переселенцами из Передней Азии. Я далек от мысли объявлять все КК индоарийскими племенными союзами. Скорей всего, подобно более поздним скифам они выступали лишь руководящим (главенствующим) племенем этих полиэтнических объединений. И в нашем случае полиэтничный состав территории, контроль над которой завоевывало то или иное индоарийское племя мог приводить к созданию кастового общества. В нем индоарии могли представлять варну кшатриев – колесничную аристократию наподобие митаннийской.

Правда, Пустовалов представляет себе некий единый катакомбный социум всей КК-общности позднего периода, где чересполосно живут различные этносы, ставшие варнами в СКС. Он говорит о трех этнических компонентах позднекатакомбного общества, отображенных в позднеямных, ямно-катакомбных и ингульских захоронениях [59]. Мне же видится другая система: уже в конце первого катакомбного периода отдельные самостоятельные СКС образовались во всех вариантах КК и эти потестарные (протогосударственные) организации, руководимые разными индоарийскими племенами, либо враждовали между собой, либо сотрудничали в военных походах.

Как поздние ямники не были единым этносом, а лишь членящимися греками, армянами и ариями, так и в каждом племенном союзе КК (локальном варианте) подчиненными оказывались разные, хоть и родственные этносы, которые составили низшие варны. Часть подчиненных племен на территории бывшей ЯК-области могли быть остатками не разделившихся индоиранцев или уже выделившихся иранцев. Другие не ушедшими на Балканы греческими или армянскими племенами поздней ЯК, юго-западные племена древнеямной общности, вероятно, были фракийцами.

По периодизации КК Братченко и Шапошниковой на среднем этапе (1900 – 1700 гг. до н.э.) наиболее ярко выражены локальные особенности различных вариантов [60]. Можно предположить, что именно к этому времени закончился первый период походов западных индоариев, в результате чего в Северном Причерноморье сложилось 6 потестарных объединений сословно-кастового характера. В этих объединениях племя индоариев занимало руководящее (военное) положение, в то время как местные завоеванные племена – положение подчиненных варн.

Скорей всего, процесс был более сложным, чем простая полярность: завоеватели – высшие варны, порабощенные – низшие. Например, жрецы ЯК культовых комплексов Нижнего Поднепровья должны были сохранить уважение во всем общеарийском мире, вполне могли сохранить свое положение и при завоевателях, и пополнить наряду с собственно индоарийскими служителями культа варну жрецов. Так же и мастера-кузнецы ЯК могли благодаря своим навыкам сохранить привилегированное положение и в новом обществе. Причем, разноплеменные мастера или жрецы могли почитаться во всей общности и кочевать по ней. Или, скажем, покоренные ямники в других регионах давали не только слой работников, но и основную массу рядовых воинов, не принадлежащих к кавалерии колесничих.

Значительное количество захоронений с оружием и черепными травмами (до 10 %) говорит о большой роли войны в жизни катакомбного общества [61]. Ударной силой войска западных индоариев были боевые колесницы. В кургане Тягунова могила под Запорожьем обнаружено катакомбное погребение с одноосной боевой колесницей и человеческим жертвоприношением. По мнению исследователей, погребенный был «вождем крупного этно-потестарного объединения, который, тем не менее, для подтверждения своего привилегированного положения сражался в первых рядах войска на колеснице [62]». Привилегированная аристократия колесничих была вооружена лучшим, в том числе металлическим оружием: топоры, булавы, луки. Вооружение пехоты, - дротики, каменные топоры, пращи. Профессиональными воинами могли быть либо только колесничие, либо представители родовой знати каждого из союзных племен. Основную часть войска (пехоты) составляло народное ополчение. Отдельные отряды войска формировались по принципу этнической принадлежности [63].

Пронизанная воинским духом культура катакомбных племен была достаточно жестокой и оставляет жутковатое впечатление. В частности, встречаются ритуальные погребения серий черепов или «упакованные» погребения, где кости расчлененных скелетов были аккуратно связаны. Или специально умерщвленные (на тризне?) «сопроводительные» погребения с каменным топором в черепе [64]. А знаменитые посмертные маски катакомбников, согласно данным современной судебно-медицинской экспертизы, выполнялись на черепах уже лишенных мягких тканей [65]. В катакомбных захоронениях находят черепа со следами посмертной трепанации на лбу, погребения без головы, на месте которой находился ритуальный сосуд [66].

По реконструируемому культу предка-вождя, головы выдающихся членов племени, вероятно, извлекались из могил и очищались до черепа (вываривались?), который затем присутствовал на заседаниях судов и военных советах [67]. А рассеченные погребения рассматриваются исследователями, как захоронения мастеров-профессионалов, «связанных с духами и потому вызывающих страх, в связи с чем и применялось членовредительство [68]». Иногда полностью очищенный от мягких тканей скелет покрывался глинистой массой, моделируя все тело умершего в виде статуи. Иногда в тесто культовых сосудов КК добавлялись измельченные кости человеческого черепа [69].

Очень многое связывает КК с культурными достижениями Передней Азии. Например, шумерская система крепления колес в колесницах, и каменные топоры, аналогичные троянским, и моделирование лица у высшей знати [70]. Эти же связи нашли отражение в идеологии (катакомбы, культовые сосуды, бальзамирование, культовые сооружения типа зиккуратов), производстве (кавказские типы металлических изделий), украшениях (скарабеи, лотосовидные подвески). Такие сближения послужили причиной популярной ныне гипотезы о происхождении КК из Передней Азии, большой миграции из южной Анатолии и смежных сиро-палестинских и месопотамских земель. Пустовалов говорит, что КК сложилась при участии древневосточного этнического компонента, «под эгидой которого происходила этническая и идеологическая консолидация местного населения [71]». Однако подобные ближневосточные достижения вполне могли быть не результатом переселения в Северное Причерноморье какой-то части переднеазиатского населения, а инновациями (модой), принесенной индоариями-катакомбниками из дальних походов, на чем я остановлюсь ниже. Например, после того же проникновения маитов на Армянское нагорье и далее в Северную Месопотамию в начале II тыс. до н.э.

Причем, еще Попова отмечала, что прослеживающееся по палеоантропологии переселение северокавказских этнических групп, давшее импульс развитию КК, не противоречат генетической связи КК и ЯК [72]. С ее точки зрения, расселение в степь северокавказских племен происходило небольшими группами, которые быстро ассимилировались местным населением, но оставляли новую престижную традицию. Не исключено, что крепнущие индоарии Донецкого бассейна могли просто выписывать в Степь сначала мастеров-литейщиков и оружейников, а потом за ними потянулись родственники, и начали создаваться колонии, что и могло наблюдаться согласно исследованиям Нечитайло относительно майкопских племен [73]. Уже в первородной донецкой КК наблюдаются яркие захоронения мастеров-профессионалов: литейщиков, кузнецов, оружейников, чего раньше не наблюдалось в степных культурах.

Возрождение гетов 
Скифское нашествие (миграция племен срубной культуры) не было столь жестоким и опустошительным, как более позднее сарматское. И благодаря этому до исторического времени в Северном Причерноморье просуществовали целые острова доскифского населения. Так, в частности, некоторые исследователи относят к потомкам катакомбных племен лесостепного правобережья Среднего Дона геродотовых гелонов [74]. Правда, уже ко времени Геродота они подверглись сильной эллинизации. Но исследования говорят о сложении срубной культуры Подонья на местной основе, то есть доскифского катакомбного населения. И можно предположить, что имя гелонов носил еще племенной союз среднедонской КК в первой половине II тыс. до н.э.

Кроме синдо-меотского населения Тамани и Прикубанья, изыскания Трубачева доказали принадлежность к индоарийским племенам Скифии тавров Южного Крыма и их ближайших родственников сатархов с севера полуострова. Так же Трубачев указывает на локализацию в низовьях Днепра и смежных территориях до Южного Буга Синдской Скифии, в узком смысле слова «Старой Скифии» Геродота, второго места обитания северопонтийских синдов [75]. Эта же территория в позднекатакомбную эпоху стала местом сложения и распространения ингульской культуры (локального варианта КК), наиболее яркой и агрессивной во всей катакомбной области. Из Южнобугско-Ингулецкого бассейна культура экспансивно распространилась от Буджака и Южной Молдавии до Крыма и через левобережье Днепра до Донбасса [76].

Уже Попова отмечала, что локальные варианты хорошо прослеживаются только на раннем и среднем этапе КК. На позднем происходит нивелировка культурных особенностей, что очень хорошо видно на орнаменте и формах керамики [77]. Возможным объяснением может быть экспансия ингульской КК, которая объединила все индоарийские потестарные союзы в украинской степи. По материалам южноуральских городищ, как указывалось выше, так же приписываемых ариям прослеживается уже классическая варновая система [78]. Она явилась результатом межэтнической эксплуатации при одновременном запрете на эксплуатацию победителями своих соплеменников. В позднекатакомбный период широкой экспансии ингульской КК подобная картина наблюдается в восточных землях КК-общности. Так в поздних погребениях донецкого варианта практически отсутствуют захоронения знати [79]. Ее место занимают завоеватели-ингульцы.

По мере подчинения ингульцами прочих локальных вариантов КК (индоарийских племенных союзов) создается обширное позднекатакомбное протогосударственное образование, охватившее большую часть КК-общности. По Пустовалову «в основе ИКК лежит сложный социально-исторический организм с территориальным разделением труда, иерархией социальных центров и раннекастовой системой социальной организации - то есть мощное этно-потестарное объединение[80]». Высшие касты этого объединения состояли из ингульской знати и примыкавшей к ней знати других племенных союзов (вариантов КК). Политический, экономический и религиозный центр этого общества локализуют между р. Молочной, Присивашьем и Криворожьем [81]. Здесь находилась ставка правителей, действовали центральные святилища и ремесленные центры, существовали главные поселения. Особо примечательно святилище у г. Молочанска конца эпохи КК – начала КМК, сближаемое исследователями с месопотамскими зиккуратами [82]. В могилах ингульской знати на р. Молочной найдены следы пиктографической письменности [83].

В этом же районе состоялись массовые находки моделированных черепов (46 шт.). Появление обряда моделирования черепов именно в поздней, ингульской КК дает несколько важных свидетельств в пользу местного происхождения катакомбников. Позднее появление обряда свидетельствует скорей не за, а против выведения КК из Передней Азии. В противном случае, этот ближневосточный обряд возник бы в наиболее ранней донецкой КК, сразу по приходу переселенцев, а не на заключительном этапе культуры. И, напротив, позднее появление обряда может случить косвенным доказательством в пользу, высказанного выше предположения о том, что основатели Митанни не теряли связи со своей северопричерноморской прародиной и могли вербовать оттуда отряды наемников, в частности, ингульцев, которые и принесли этот обычай из походов. Откуда именно?

Наиболее близкие аналогии ингульскому обряду почитания предка-вождя обнаруживаются в Египте. Кроме моделирования лица умершего посредством глиняной маски, в погребальном обряде ингульцев наблюдаются признаки бальзамирования, следы извлечения мозга и превращения скелета в статую. Все эти практики находят прямые аналогии в погребальном обряде египтян, бытовавшем до XIV в. до н.э. А внутреннее устройство египетской могилы-мастабы аналогично катакомбе Северного Причерноморья [84]. Хронологические рамки позднего периода КК (и ее позднего ингульского варианта) определяют около XVIII-XVI вв. до н.э. Это идентично времени проникновения маитов с Армянского нагорья в Ханигальбат и созданию Митанни.

В таком контексте единственно возможным периодом «вывоза» данного обычая из Египта может быть его завоевание гиксосами в XVIII в. до н.э. Этническая принадлежность гиксосов (искаженное егип. «вожди пустынных стран») окончательно не выяснена. Правда, наиболее осторожные ученые отрицают присутствие в рядах полиэтнического союза гиксосов не только индоариев (даже издеваются на эту тему [85]), но и хурритов [86]. Однако другие исследователи склонялись к мнению о гиксосах, как форпосте индоиранской волны проникновения [87]. Кроме того, военный историк Древнего Египта Авдиев предполагает их принадлежность к субарейско-хурритским племенам, но в то же время замечает, что египтяне называли гиксосов совершенно так же, как впоследствии хеттов при Кадеше [88]. Но именно хурриты были в наиболее близком контакте с индоариями сначала на Армянском нагорье, а позднее в Митанни. А гиксосы привнесли в Египет массовое использование лошади и легкой конной колесницы, которые, в свою очередь, появились в Передней Азии благодаря индоариям.

Но вернемся в Северное Причерноморье. Трубачев фиксирует индоарийские имена от Ольвии (Южный Буг) и далее на юго-запад, - вплоть до Тиры (Днестр), а надпись из района Молдаванка (Одесса) свидетельствует о нахождении здесь индоариев еще в III в. н.э [89]. Другими словами, индоарийские племена, расселившиеся в катакомбную эпоху до Северо-Западного Причерноморья включительно (устье Днестра) были столь многочисленны, что не были ассимилированы здесь ни скифами, ни сарматами вплоть до поздней античности. Тем не менее, представляется, что и в середине II тыс. до н.э., времени создания ингульской культуры, этническая ситуация в Северо-Западном Причерноморье не характеризовалась безоговорочным доминированием индоарийских пришельцев.

Как уже отмечалось, в буджакском локальном варианте ЯК некоторые исследователи видят часть протофракийского этнического ядра. Причем сформировавшегося на основе не ямных этнических элементов, а носителей культур Гумельница и позднего Триполья (Усатово), лишь с включением ямных и кемиобинских компонентов [90]. Я же предполагал, что эти первые фракийцы могли носить наиболее архаичное имя, унаследованное от выделившихся здесь же хетто-лувийцев, - геты [91]. Примечательно в этой связи, что Шилов отмечает реминисценцию в ингульской КК позднетрипольских традиций [92]. Можно ли говорить о новом расцвете неких потомков трипольцев Северо-Западного Причерноморья (усатовцы?) или это лишь дань архаичной моде?

Возраст катакомбных памятников Северо-Западного Причерноморья определяют в рамках середины XVIII в. - XVI в. до н.э. А их артефакты говорят о принадлежности памятников КК Буго-Дунайского междуречья к ингульскому локальному варианту. Примечательно, что одно из трех поселений КК в Буго-Дунайском междуречье находится на месте знаменитого культового центра Усатово. Причем контакты здесь племен ЯК и катакомбников носили конфликтный характер, что засвидетельствовано наконечниками стрел КК в костяках ямных захоронений [93]. Между тем, еще Попова в выделенном ею нижнеднепровском варианте КК отмечает предельно слабые связи с Кавказом, но «особенно ярко прослеживаемые культурные связи с позднейшей усатовской культурой [94]». Кроме того, по ее замечанию, «Только на этой территории известны подобные усатовские погребения в каменных ящиках, относящиеся к катакомбной культуре [95]».

К сожалению, Поповой неточно были определены хронологические рамки обоих культур. Ко времени распространения КК в Северо-Западное Причерноморье усатовская культура (УК) порядка двух веков уже не существовала. Но культурное влияние она перепутать не могла и, следовательно, в недрах нижнеднепровской группы ЯК это влияние сохранилось. Кроме того, Попова отмечает усатовский тип орнамента в нижнеднепровской КК. А, как известно, орнамент является ясным этническим индикатором. Другие исследователи отмечают так же, что особенности погребальных изваяний буджакской культуры ЯК восходят к усатовской антропоморфной пластике [96]. Как это стало возможным?

Можно предположить, что, не будучи истребленными ямным нашествием в конце III тыс. до н.э., остатки усатовцев (геты) сохранились этнически благодаря описанной выше сословно-кастовой системе, которая начала зарождаться еще в поздней ЯК. А мнение специалистов о том, что основой сложения буджакского союза ямников была не ЯК, а Гумельница-Усатово может свидетельствовать о том, что усатовцы (хетто-лувийцы) ассимилировали здесь пришлых ямников, дав в результате этого смешения новый фракийский этнос. В таком случае, ингульцы, сформировавшиеся в свою очередь на основе поздней ЯК, могли быть этнически фрако-индоарийским союзом, с главенством индоариев, но мощной фракийской составляющей.

Вероятно, постепенно влияние фракийцев в этом союзе все более увеличивалась. В пользу такого предположения свидетельствуют последующие за ингульской культуры – многоваликовой керамики (КМК) и сабатиновская – обе распространялись из Северо-Западного Причерноморья и, вероятно, имели фракийскую основу. Причем, в таком контексте может обрести новый смысл выше приведенная информация о том, что египтяне одной идеограммой называли гиксосов и хеттов. Если потомки усатовцев дожили в рядах буджаксого союза ямников до создания ингульской КК и участвовали в ее походах на Ближний Восток, то именно они как представители ошеломляющей колесничной конницы запомнились в разноэтничной массе гиксосов. И впоследствии, столкнувшись с их родственниками хеттами, египтяне применяли знакомое имя.

* * *

Такой огромный индоарийский массив в Восточной Европе, разумеется, не мог исчезнуть, не оставив о себе следов в последующей этнической истории этого региона. Так, например, Трубачев указывает на смешанную фрако-индоарийскую этимологию названия фракийского племени агафирсов, в упоминаемых Геродотом в контексте похода персов Дария на скифов (512 г. до н.э.) [97]. Агафирсы локализуются от припрутской Румынии до Южной Подолии [98]. Можно предположить, что и в их случае перед нами смешанный фрако-индоарийский этнос, бывшая СКС с главенством индоариев, в которой фракийцы со временем приобрели ведущие позиции. Трубачев так же видит сербов первых веков н.э., локализуемых на Северо-Западном Кавказе и в Крыму, как индоарийское племя, лишь позднее на Южном Буге попавшее в сферу влияния славянского этнического массива и поглощенное им при сохранении этнонима [99].

Кроме агафирсов и сербов реликтами катакомбной индоарийской эпохи, вероятно, можно считать северный славянский племенной союз кривичей (тождественно индийскому племени криви), центром которого в историческое время стал Смоленск. Носителями индоарийского этнонима могут быть и северяне с центром в Чернигове. Согласно Лаврентьевской летописи, они были выходцами из союза кривичей. По мнению ряда исследователей, они же фигурировали в рядах гуннской орды под именем сабиров-савиров [100]. Наконец на роль славянизированных западных индоариев может претендовать балканское славянское племя ваюнитов (от индоарийского бога ветра Ваю). Пережив гегемонию царских скифов и уйдя в леса от опустошительного сарматского нашествия, остатки индоарийских племен Северного Причерноморья приняли участие в этногенезе славян и растворились в них, передав им свои древние имена. 

январь-февраль 2005 г.

[1] Бонгард-Левин Г.М., Грантовский Э.А. От Скифии до Индии. М. 1983., с. 159
[2] Малышев А.А. Меоты // Вопросы истории № 11, 1991., с.215
[3] Трубачев О.Н. Некоторые данные об индоарийском языковом субстрате Северного Кавказа в античное время // ВДИ № 4, 1978., с. 37
[4] Бонгард-Левин, Грантовский 1983., с. 167
[5] Аветисян Г.М. Государство Митанни. Ереван. 1984., с. 15
[6] Иванов В. В. Предисловие // в кн. Замаровский В. Тайны хеттов. М. 1968., с. 9-10
[7] Дьяконов И.М. Арийцы на Ближнем Востоке: конец мифа // ВДИ № 4, 1970., с. 61-62
[8] Трубачев О.Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства. Индоарийцы в Северном Причерноморье // ВЯ № 6, 1977., с. 16
[9] Иванов В.В. О языковой принадлежности арийских элементов в ближневосточных текстах ІІ тыс. до н.э. // Языки Индии, Пакистана, Непала и Цейлона. М. 1968., с. 388
[10] Смирнов К.Ф. Кузьмина Е.Е. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологических открытий. М.1977., с. 53
[11] Аветисян 1984., с. 35
[12] Аветисян 1984., с. 42
[13] подробнее: «Амазонки. Змеиное племя»
[14] Дьяконов И.М. Предыстория армянского народа. Ереван. 1968., с. 94
[15] Дяченко В.Д. Шилов Ю.А. Довженко Н.Д. Основные этнические группировки Юго-Восточной Европы // Этногенез народов Юго-Восточной Европы. М. 1988., с. 11-12
[16] Бонгард-Левин, Грантовский 1983., с. 162
[17] Бонгард-Левин, Грантовский 1983., с. 167
[18] Сафронов В.А. Об ареальном единстве протогреков и индоиранцев // Этногенез народов Юго-Восточной Европы. М.1988., с. 44-45
[19] Сазанов А.В. Боспор и гунны // XV Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа. Махачкала 1988 г., с. 58-59
[20] Мерперт Н.Я. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М. 1974., с. 133
[21] Мерперт 1974., с. 148
[22] Попова Т.Б. Племена катакомбной культуры. М. 1955., с. 31
[23] Братченко С.Н. Нижнее Подонье в эпоху средней бронзы. К. 1976., с. 56
[24] Дремов И.И. Эпохи и века: культуры и этапы // Бронзовый век Восточной Европы: Характеристика культур, хронология и периодизация. Самара., 2001. с.
[25] Братченко С.Н. Катакомбные культуры Северского Донца и Северо-Восточного Приазовья // Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Донецк. 1989., с. 28
[26] Братченко С.Н., Шапошникова О.Г. Катакомбная культурно-историческая общность // Археология Украинской ССР. т.1. К. 1985., с. 418-419
[27] Нечитайло А.Л. Связи населения Степной Украины и Северного Кавказа в эпоху бронзы. К. 1991., с. 47, 111
[28] Нечитайло 1991., с. 32
[29] Кияшко А.В. Динамика культурных изменений на территории Восточноевропейских степей в эпоху бронзы // Нижневолжский археологический вестник. Волгоград. 2000. - Вып. 3., с. 60
[30] см. Рожденные Буджаком
[31] Кияшко 2000., с. 60
[32] Клейн Л.С. Краткое обоснование миграционной гипотезы о происхождении катакомбной культуры // ВЛУ, серия История, 1962, №2., с. 80-81
[33] Клейн Л.С. Смысловая интерпретация совместных погребений в степных курганах бронзового века // Проблемы эпохи бронзы Юга Восточной Европы. Донецк, 1979., с. 19-20
[34] см. в част. Берестнев С.И. Захоронения животных у племен катакомбной общности // Проблемы археологии, древней и средневековой истории Украины. Харьков. 1995., с.19;
[35] Сафронов В.А. Индоевропейские прародины. Горький. 1989., с. 206, 209, 214
[36] Шилов Ю.А. Предистория Руси VII тыс. до н.э. – I тыс. н.э. // Начала цивилизации. М. 1999., с. 252-256
[37] Кияшко А.В. О культурном единстве позднеямных и раннекатакомбных памятников эпохи средней бронзы // Проблемы археологии юго-восточной Европы. Ростов-на-Дону. 1998., с. 43
[38] Московский областной педагогический институт
[39] Крышкол Ю.С. Древняя Синдика. М. 1971., с. 39
[40] Кияшко А.В. О восточных пределах распространения раннекатакомбного обряда на территории Волго-Донского междуречья // Материалы по археологии Волго-Донских степей. Волгоград. 2001. вып. 1., с. 99
[41] Генинг В.Ф. Могильник Синташта и проблема ранних индоиранских племен // СА № 4, 1977., с. 53
[42] Фисенко В.А. Погребальный обряд племен катакомбной культуры юго-востока // Археологический сборник. М. 1966., с. 63
[43] Арапов С.В. Некоторые вопросы хронологии памятников предкавказской (манычской) катакомбной культуры // Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности. Запорожье. 1990., с. 4
[44] Дремов И.И. О хронологической неразрывности погребений катакомбной и срубной культур в степном Поволжье // Северо-Восточное Приазовье в системе евразийских древностей. Донецк. 1996. ч. 1., с.110
[45] Смирнов, Кузьмина 1977
[46] Смирнов, Кузьмина 1977., с. 52
[47] Смирнов, Кузьмина 1977., с. 51, Кузьмина Е.Е. Древнейшие скотоводы от Урала до Тянь-Шаня. Фрунзе. 1986., с. 66
[48] см. Генинг 1977., Кузьмина 1986.
[49] Кузьмина Е.Е. О Балканском и Центральноазиатском пути миграции индоевропейских народов // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М. 1980., с. 35
[50] Галкин Л.Л. Северо-Восточный Каспийский «мост» эпохи бронзы // Древние культуры Поволжья и Приуралья. Куйбышев. 1978., с. 37-38
[51] Трубачев О.Н. «Старая Скифия» Геродота и славяне // Вопросы языкознания 1979., №4., с. 34-35
[52] Братченко С.Н. Шапошникова О.Г. Катакомбная культурно-историческая общность // Археология Украинской ССР. К. 1985. т. 1., с. 403
[53] Клейн Л.С. Катакомбная культура или катакомбные культуры? // Статистико-комбинаторные методы в археологии. М. 1970., с. 165
[54] Дремов И.И. Эпохи и века: культуры и этапы // Бронзовый век Восточной Европы. Самара. 2001., с. 55
[55] Братченко, Шапошникова 1985., с. 403-405
[56] Берестнев С.И. К проблеме соотношения культур эпохи бронзы в Восточноукраинской лесостепи // Проблемы истории и археологии Украины. Харьков. 1997., с.9
[57] Кубышев А.И. Некоторые итоги изучения памятников эпохи бронзы в Северо-Западном Приазовье // Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности. Запорожье. 1990., с. 27
[58] Пустовалов С.Ж. Сословно-кастовая система как модель для реконструкции древних обществ // Проблемы скифо-сарматской археологии Северного Причерноморья. Запорожье. 1999., с. 215
[59] Пустовалов С.Ж. Наследие В.А. Городцова и современные проблемы периодизации памятников степной бронзы // Бронзовый век Восточной Европы. Самара. 2001., с. 45
[60] Братченко С.Н., Шапошникова О.Г. Катакомбная культурно-историческая общность // Археология Украинской ССР. т. 1. К. 1985., с. 418
[61] Клочко В.І. Пустовалов С.Ж. До реконструкції озброєння та військової справи катакомбного суспільства Північного Причорномор’я // Праці центру пам’знавства. К. 1992., с. 137
[62] Чередниченко Н.Н., Пустовалов С.Ж. К вопросу о боевых колесницах и колесничих в обществе катакомбной культуры // Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Донецк. 1989., с. 106
[63] Клочко, Пустовалов 1992., с. 136
[64] Елисеев В.Ф. Материалы катакомбной культуры из погребений Степного Побужья // Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности. Запорожье, 1990., с. 25
[65] Евдокимов Г.Л. К вопросу о черепах-масках из погребений эпохи ранней бронзы степной зоны Украины // Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности. Запорожье. 1990., с.19-20
[66] Мельник В.И. Особые виды погребений катакомбной общности. М. 1991., с. 14-15
[67] Отрощенко В.В., Пустовалов С.Ж. Обряд моделирования лица по черепу у племен катакомбной общности // Духовная культура древних обществ на территории Украины. К. 1991., с. 77
[68] Мельник 1991., с. 73
[69] Отрощенко, Пустовалов 1991., с. 77-78, 81
[70] Тайна глиняных масок // http://www.vokrugsveta.com.ua
[71] Пустовалов С.Ж. Этническая структура катакомбного населения Северного Причерноморья. К. 1992., с. 33
[72] Попова 1955., с. 65
[73] Нечитайло 1991., с. 47, 111
[74] Либеров П.Д. К вопросу о гелонах Геродота// История и культура античного мира. М. 1977., с. 100-104
[75] Трубачев 1979., с. 34
[76] Пустовалов С.Ж. Ингульская катакомбная культура и критерии выделения археологических культур // Етнічна історія та культура населення Степу та Лісостепу ЄвразіЇ. - Дніпропетровськ, 1999а.
[77] Попова 1955., с. 67
[78] Пустовалов 1999., с. 216
[79] Пустовалов 1999, с. 217
[80] Пустовалов 1999., с. 74
[81] Клочко, Пустовалов 1992., с. 119
[82] Пустовалов С.Ж., Рассамакин Ю.А. О реконструкции религиозных представлений в эпоху средней бронзы в Северном Причерноморье // Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности. Запорожье. 1990., с. 81-84
[83] Пустовалов С.Ж. К вопросу о наличии знаковой системы у населения катакомбной общности Северного Причерноморья // Северо-Восточное Приазовье в системе евразийских древностей (энеолит - бронзовый век). Донецк, 1996. ч. 1., с. 44 - 46.
[84] Отрощенко, Пустовалов 1991., с. 77-78
[85] Дьяконов 1970., с. 40
[86] Титов Б.С. К изучению миграций бронзового века // Археология Старого и Нового Света. М. 1982., с. 115
[87] Даниленко В.Н. Неолит Украины. К. 1969., с. 231
[88] Авдиев В.И. Военная история Древнего Египта. М. 1959. т. 1., с. 131, 135
[89] Трубачев 1979., с. 38-39
[90] Дяченко В.Д., Шилов Ю.А., Довженко Н.Д. Основные этнические группировки Юго-Восточной Европы // Античная балканистика. М. 1988., с. 12
[91] см. здесь же: Рожденные Буджаком
[92] Шилов Ю. К истории племен катакомбной культуры // http://www.mesogaia.il.if.ua
[93] Катакомбная культура // http://www.mandara.narod.ru
[94] Попова 1955., с. 75
[95] Попова 1955., с. 75
[96] Дяченко, Шилов, Довженко 1988., с. 12
[97] Трубачев О.Н. INDOARICA в Скифии и Дакии // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М. 1984., с. 151
[98] Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шишова И.А. Народы нашей страны в «Истории» Геродота. М. 1982., с. 346
[99] Трубачев 1979., с. 42-43
[100] Кобычев В.П. В поисках прародины славян. М. 1979., с. 99-100

назад