Социальная база украинского анархизма
Социальная база украинского анархизма - часть 2
Социальная база украинского анархизма - часть 3
Социальная база украинского анархизма - часть 4
Весь текст

Государство – это не всеобъемлющий и единственно возможный способ социальной организации общества, а всего лишь ее частный случай, хотя и максимально распространенный на данном этапе развития человечества.

 Тем не менее, анархисты всех направлений, по совокупности содеянного, считают государство преступной организацией, вреда от которой много больше, чем пользы. Но, в отличие от революционного крыла нашего движения, анархисты-эволюционисты признают всю меру зависимости современного общества от государства и понимают, что реальная альтернатива ему не может появиться в одночасье. Ее нужно выращивать в недрах общества. Для чего надо выявлять и активизировать социальную базу анархизма.
 
Субкультурный тупик 
Принято считать, что в республиках экс-СССР социальной базой анархизма является один из сегментов «молодежной субкультуры». Даже рабочий класс в этой связи упоминается редко. С одной стороны, это вполне в русле теории. Например, такие видные деятели анархизма, как М. Неттлау, Э. Малатесты и М. Корн видели анархическое движение, как субкультуру, общество в обществе, которое будет изнутри постепенно поглощать существующую политическую систему [1]. Однако в реалиях Украины «субкультурники» это не социальное, а возвратное явление. Анархизмом увлекаются и подростки промышленных предместий, и студенты престижных вузов. Но чаще всего их радикализм связан не столько с принципиальным неприятием существующей системы, сколько с неприспособленностью к ней, неустроенностью в данном возрасте. Как только субкультурник находит себе место в системе, - он порывает с анархической забавой.

Кроме того, сам «субкультурный анархизм» – это в большинстве случаев не социальная альтернатива, а ролевая игра, призванная посредством активизма утвердить авторитет новых личностей, укрепить их позиции в субкультуре [2]. Анархическая символика и поведение чаще всего являются объектом китча, молодежной моды. Что для государства безопасно и даже выгодно. На Западе подобное позерство привело к коммерциализации и включению в общий сценарий социального спектакля сначала культур хиппи и панка, затем левого радикализма с «товарищем Че». Следуя этой технологии, в Украине в продаваемую марку превращают Махно. Для чего власть сварганила фестиваль-насмешку над анархизмом, - с бодиартом, «махновским волейболом» и швырянием помидоров в портреты политиков [3]. Аналогично в фойе японских корпораций ставили чучело босса, чтобы клерки выпускали на нем пар. Так и подобные фестивали призваны утвердить общество во мнении, что анархизм – это всего лишь выпуск радикального пара, подростковой энергии.

Именно такой образ анархизма показывает населению полную бесполезность нашего движения в деле социальных преобразований, отворачивает социально активные слои общества от настоящей практики анархизма, засыпает ее аляповатой мишурой субкультурного карнавала. Опять же, в рамках возрастного бунтарства в субкультуре популярны разрушительные технологии анархизма. Созидательный пласт движения, от коммун и сквотов до легальных органов прямой демократии, ею практически не востребован, а широкой публике неизвестен. И уж вовсе никто в Украине конца ХХ в. не претендовал на возвращение анархизму массового характера. По совокупности этих факторов, постсоветский анархизм фактически покончил с собой самоисключением из жизни социума. И хотя субкультурники обставили это красивой «аполитичностью» и нежеланием участвовать в «борьбе за власть», на деле они сами вычеркнули анархию из списка полноправных социальных проектов для украинского общества.

В то же время, эта среда обнаружила нешуточную ревность. Надо было читать, с какой ненавистью ополчилась «анархическая субкультура» на создание в 1999 г. партии «Союз анархистов Украины» (САУ) [4]. Я уж не знаю, что больше их разозлило: нетрадиционная для анархизма партийная форма организации или наша заявка на возвращение анархии в список перспектив развития общества. Ведь в последнем случае мы могли отобрать у субкультурников их игрушку, - назвался «анархистом», - никакого китча и тусовок, участвуй в анархическом строительстве. Но именно цель реального возрождения анархизма не позволила нам использовать организационный опыт субкультуры, заведший движение в тупик. Другим отличием «проекта САУ» стал отказ от пропаганды революции и установка на эволюционное разгосударствление общества. Такой анархический реформизм, озвученный нами впервые после Годвина и Прудона, также был встречен в штыки, как подделка под анархизм в борьбе за власть.

Поэтому мы не стали разубеждать субкультурников, а начали привлекать к анархизму неофитов, людей, ничего не слышавших о нем, кроме государственной пропаганды. И на этом пути, пытаясь объяснить анархизм обычным гражданам, мы открыли для себя его новую, почти необъятную социальную базу. Именно легальность «проекта САУ» и отсутствие призывов к революционному разгрому системы, позволили нам еще при кучмовском режиме расширить анархическую аудиторию, привлечь в свои ряды представителей фермерства и малого бизнеса, интеллигенции и даже пенсионеров. После оранжевой революции этот процесс нарастал, сейчас наблюдается спад, - общество устало от ложной «демократии участия» на роли массовки олигархических партий. И все же через 9 лет после основания САУ мы полагаем, что выбранный нами путь позволил выполнить некую «программу-минимум», - через создание сети легальных организаций и освещение в СМИ идей эволюционного анархизма, вернуть движение в поле широкой общественной дискуссии.

Новое прочтение 
Таким образом, через 85 лет после гибели махновщины, анархический способ общежития снова обсуждается в Украине, как вызывающая опасения, но все-таки притягательная перспектива. Какой бы легкой эта задача не казалась сейчас, до САУ она оставалась невыполненной. Реализация же ее привела не только к реабилитации анархизма в глазах части населения. Последние 4 года мы наблюдаем, зарождение моды на имитацию нашего движения у оранжевой части политикума. Но лакмусом успешности проведенной САУ адаптации к современности старых практик анархизма стало создание крупных и прекрасно финансируемых псевдо-анархических политических проектов. Правда, они открыто не использовали бренд анархизма, но активно эксплуатировали его подходы и наши разработки. Как мне уже доводилось писать, - это были гражданская кампания «Пора» и движении министра МВД Луценко «Народная самооборона» (НС) [5].

Мы же видели в таком плагиате и свой плюс. Наращивание рядов «Самообороны» посредством анонимной пропаганды идей и практик эволюционного анархизма показало, что украинцев уже не пугают такие подходы нашего учения. Отталкивает лишь само его имя, - жупел, созданный в массовом сознании еще советской пропагандой. Хотя и сам бренд анархизма в виде некой национал-анархической мутации (свобода от власти «антиукраинских» сил) недавно юзали правые политики. Причем, ряды НС пополняла не только радикальная молодежь, но и граждане других возрастов и воззрений. Этот проект показал, что грамотно поданные идеи анархизма могут быть близки широким слоям населения. Вычтем отсюда людей, вступивших в ряды НС ради власти или заработка. Но были и другие. Что показал переход в ряды САУ активистов винницкой «Самообороны». Всерьез восприняв лозунги НС (фактически анархизма) и увидев их эксплуатацию для достижения власти, эти люди сделали решительный выбор в пользу анархии.

Из примера «Самообороны» следует, что возвращение анархизма в социум должно идти через разрушение анти-анархических мифов, которыми его опутали и государственники, и профанирующие анархисты. Остановлюсь на двух главных мифах, касательно связующих конструкций человеческого общежития. Миф первый – анархизм отрицает любую власть. Площадной лозунг «никакой власти никому» не имеет под собой оснований не только в социальной жизни, но и в теории анархизма. Анархия, как полное безвластие свойственна лишь верхнему, философскому уровню анархического сознания и не распространяется на его нижние, практические уровни. Наши классики рассматривали власть в узком и широком смысле, выделяли власть отрицательную и положительную. Последняя же вытекает из необходимости организации общества изнутри, из самодисциплины граждан. Отсюда теоретики анархизма призывали бороться только с «отрицательной властью», то есть с принуждением. В то время как самодисциплина – естественная сцепка анархического общества [6]. Так и я ниже стану употреблять термин «власть» для ее отрицательного аспекта и «самоорганизация», - для положительного.

Чтобы представить себе социальную структуру общества после государства достаточно вспомнить мнение Кропоткина о том, что всякие добровольные союзы, кооперативы и общественные организации готовят почву для его исчезновения [7]. Основатель анархо-коммунизма видел в них анархические формы взаимопомощи. В переводе на современность, под такое определение подпадает множество структур гражданского общества (ГО) из так называемого «третьего сектора», - неправительственные организации (НПО). Но даже в них неизбежно присутствует власть договоров о сотрудничестве (устав, соглашение и т.д.). Отличие же их от принудительных организаций в том, что на внутреннюю дисциплину (подчинение) их участники идут добровольно. На этом будет основываться и социум реалистичной анархии, что антагонистичен не всякой дисциплине, а лишь принудительной. Соответственно, в экономике – это власть контрактов, заключаемых предприятиями между собой и со своими работниками [7].

Отсюда легко разрушается и второй миф, - о беззаконии анархии. По А. Боровому, неизвестно ни одного человеческого общества, которое не являлось бы определенным правопорядком [8]. Отличием анархического законодательства видится отсутствие его централизации и обязательности для всех. Регулирующим сводом правил в анархии станет совокупность договоров, заключенных между общинами, организациями и индивидами. На срок действия договоров они регламентируют поведение, то есть являются законами для договорившихся сторон [9]. Это будет предельно частное и постоянно изменчивое законодательство. Но только в нем возможно наличие права в отсутствии принуждения. А, если законодательством анархии является совокупность действующих договоров, значит, гражданин лично выбирает для себя те «законы», которые ему подходят, на которые он соглашается добровольно, путем заключения взаимовыгодных контрактов.

Так у гражданина фактически исчезают причины нарушать законы-договора, но даже нарушение таких законов не будет являться преступлением в современном понимании этого слова (то есть социально опасным актом). Это будет лишь невыполнение договора – конфликт с компаньоном. Такие конфликты легко решаются посредством третейского суда. А на первый план общественного реагирования на правонарушения в анархии выйдет «репутация». Так в экономике нарушение контракта не повлечет принудительной отработки, но станет причиной для огласки и бойкота. Такое порицание должно само подвигнуть нарушителя к компенсации ущерба. Необходимое условие действия таких механизмов регулирования – их всеобщность. Когда нарушитель просто не сможет найти заинтересованную в договоре с ним сторону, пока не исправит последствия нарушения.

Таким образом, мы выясняем, что анархия – это модель вполне реалистичного общества со своей системой правопорядка, которая зиждется на добровольной дисциплине и децентрализованном законодательстве. Будь оно правильно построено, такое общество было бы привлекательнее любого государственного режима, так как существовало бы без принуждения несогласных, которое и является главной причиной всех национальных, социальных, экономических и религиозных конфликтов. Кроме того, такой социум был бы намного устойчивее любого государства, ибо в максимально децентрализованной, сетевой системе (как выражались старые анархисты, «распыления власти») не существует тех иерархических рычагов управления, захватив которые, можно было бы перевернуть ситуацию в стране. На что емко указывает наиболее известный, но мало кому понятный лозунг нашего учения «Анархия – мать порядка!».

Однако для практического использования нашего учения надо четко дифференцировать уровни анархического сознания и понять, реализацию каких из его проявлений можно начинать в современной социально-политической обстановке. Реализация каких идеалов анархизма должна быть отложена до наступления некоего «переходного периода» к анархии. А какие и вовсе являются лишь философской категорией учения и не реализуемы на практике в обозримом будущем человечества.
 
Как известно, демократия – это способ приятия решений, по которому побеждает то мнение, что набирает большее количество голосов, то есть, это власть большинства граждан общины, региона, страны. Однако в представительской системе такая власть большинства есть фикция. Большинство народа властвует лишь один раз – в день выборов своих представителей. Все остальное время властвует абсолютное меньшинство – избранные депутаты, городские головы и президент, а так же назначаемые ими (то есть никем не избираемые) чиновники исполнительной власти. Причем, чем выше этаж представительской власти, тем больше удален представитель от людей им представляемых, тем меньше он отражает их позицию, то есть реально их представляет, тем меньше демократии в таком представительстве. Бюрократия же исполняет волю не народа, а вышестоящего бюрократа. Наиболее ярким примером такой власти меньшинства в Украине является политика вступления в НАТО. Притом, что 2/3 населения выступает против этого, президент и его бюрократия создали уже целые институты и министерства для вступления в Альянс. И говорят, что мнение народа они в самом конце спросят.

Этот пример лишний раз показывает, что следствием власти избранного меньшинства является невозможность учета интересов и исполнения воли народного большинства, не говоря уже об интересах меньшинства. И уж точно, при такой власти невозможно согласование больших и малых общественных интересов, что есть главное препятствие переходу демократии в анархию. А посему эволюционный путь к анархии лежит через промежуточный этап установления настоящего народовластия, которое может быть достигнуто лишь посредством прямой демократии (ПД), - решения вопросов социального управления непосредственно гражданами, которых они касаются. Прямую демократию некоторые анархисты считают одним из главных признаков анархии [10]. Хотя, ПД и основанное на ней самоуправление есть лишь настоящая власть большинства, а анархия – это принципиально иной способ принятия решений – без применения власти, путем согласования всех интересов, консенсуса.

И только после того, как посредством ПД граждане выявят свои реальные предпочтения, они смогут услышать более слабые голоса различных меньшинств и корректировать свои решения с учетом их мнения, что и положит начало установлению общественного консенсуса. В то время как консенсус представителей в выборных органах является лишь политической целесообразностью, очень редко отражающей согласование интересов граждан ими представляемых. С другой стороны, при нынешней невозможности работы сложных социальных организмов без системы управления вообще, на первом этапе анархическая эволюция может стремиться лишь к минимизации управленческого аппарата. Чтобы как можно меньше людей управляли жизнью граждан, в как можно меньшем количестве сфер. И минимум этот был полностью подконтролен гражданам [11]. А, чем меньше представителей и меньше количество сфер представительства, тем больше в обществе прямой демократии граждан, их самоуправления. Причем, именно ПД еще до наступления анархии и ликвидирует в основной части социальных отношений деление общества на управляющих и управляемых.

В таком контексте я и строю свою программу эволюционной анархизации. Условно ее можно разделить на два этапа. 1) До повсеместного установления прямой демократии, что и будет означать начало «переходного периода» к анархии. 2) Переход от ПД к согласованию интересов большинства и меньшинства путем консенсуса, - основы свободного договора анархии. Моделирование первого этапа и является темой данной работы. Однако в таком разделении на этапы есть и своя условность. Наступление ПД и движение к консенсусу может быстрее пойти в малых общинах (сел и поселков), где быстро реализуемо самоуправление общих собраний. Кроме того, конфликт интересов большинства и меньшинства в больших сообществах (район, город, область) во многом снимается путем децентрализации управления. Когда малые группы не сливаются в «единую емкость» большого сообщества, а самоуправляются через свои НПО. Таким образом, в какой-то мере эти этапы могут идти параллельно. Но все равно это два разных процесса: первый стремиться к увеличению числа участников управления, второй, - к качеству этого управления.

 

[1] Шубин А. Анархистский социальный опыт // http://www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_socialism
[2] Фавн Ф. Анархистская субкультура // На ножах со всем существующим. Рига. 2006., с.60
[3] Заявление САУ «Независимость без Махно» // http://www.s-a-u.org
[4] напр. Препарируя САУ // http://reaction.zaraz.org
[5] Азаров В. Анархизм и «Самооборона» // http://azarov.net
[6] Азаров В. Свобода от принуждения ч.1 // http://www.azarov.net
[7] Ударцев С.Ф. Кропоткин. М. 1989., с.79
[8] Боровой А.А. Анархизм. М. 2007. с.140
[9] Азаров В. Навстречу анархической Конституции // http://azarov.net
[10] напр. Либертарный Муниципализм Мюррея Букчина // http://goryachiy.narod.ru
[11] Азаров В. Миссия анархизма, ч.3 // http://azarov.net


Анархия для всех 
Но кто же будет создавать эту систему прямой демократии, какова социальная база заново прочтенного анархизма? Читая старых анархистов, исследователи заключают, что эту базу составляют «вытесняемые на периферию социально-политической жизни и разоряющиеся слои, деклассированные или люмпенизированные группы и индивиды» [1]. Откуда следует печальный вывод, что гражданин из любого слоя общества готов мириться даже с явным насилием и преступностью власти только потому, что он «хорошо устроился» в социуме. Эта позиция ближе к аморальному конформизму, чем к этическим воззрениям анархизма. Мне же хочется верить, что много моих современников имеет, а еще больше потомков будет иметь естественную потребность не мириться с насилием власти и сможет найти неэкстремистские возможности ее нейтрализации.

Поэтому старому этатическому пониманию социальной базы анархизма я противопоставляю новое, так сказать внутри-анархическое видение. Анархизм – как потребность любого самостоятельного индивида, представляющего социальное управление, достойное свободных людей, исключительно безгосударственным. Как согласие с выводом Л. Толстого: «Анархия может быть установлена только тем, что будет все больше и больше людей, которым будет не нужна защита правительственной власти» [2]. Лишь из такого подхода становится ясно, почему сторонников анархизма можно найти среди фермеров и шахтеров, менеджеров и общественников НПО, программистов и деятелей искусств. Почему «анархический тип сознания может иметь разнообразные формы: социалистические и несоциалистические, революционные и реформистские, пролетарские и буржуазные» [3]. И только сквозь призму такого мировоззрения мы сможем разглядеть в украинском обществе все проявления различных уровней анархического сознания и углы наклона анархических взглядов.

Например, такие проявления можно найти в развитии «второго» и «третьего» секторов социума (бизнеса и НПО) в его демократической модели. В частности, они выражаются в разгосударствлении экономики и расширении зоны саморегулирования гражданского общества, то есть в таких процессах, которые на данном этапе рассматриваются, как последовательная демократизация. Но еще в XIX в. бельгийский социалист Ц. де Пап указывал, что анархией должны закончить все, кто увлечен логикой и силой демократического принципа [4]. И, действительно, доведенные до полного завершения процессы разгосударствления экономики и расширения ГО, предполагают исчезновение государства. Бизнес выдавит его из экономической сферы, а НПО – из общественной. В результате чего, государству, как аппарату принуждения, в социуме не останется места, а общественная и экономическая сферы будут самоуправляться неправительственными и коммерческими организациями.

Причем, в случае неуклонного следования в таком направлении, социум придет к упразднению государства, вне зависимости от того, видят ли сейчас бизнесмены и общественники свое будущее безгосударственным. Сегодня либерал желает урезанной модели государства, которое не лезет в экономику, а лишь охраняет собственность. А социалисту нужно участие в управлении производством и распределении прибыли на принципах социальной справедливости. Но при обеспечении такой охраны и участия без государства, и либерал, и социалист перестали бы требовать его наличия. Искренне убежден, что для любого разумного человека, государство – это не «священная корова», а всего лишь инструмент, который без колебаний должен быть заменен на более совершенный при появлении последнего. Причем, в этом случае нашим либералу с социалистом даже не надо становиться анархистами. Анархия – это не социум, состоящий исключительно из анархистов. Это лишь общество анархического (не принудительного) взаимодействия любых добровольных организаций.

Отсюда и вытекает новое видение социальной базы анархизма. Базы, которая, в отличие от других движений, может состоять из людей, и не признающих сейчас наше учение, но которые косвенно, каждый на своем участке добиваясь свободы саморегулирования, в конечном итоге приведут социум к анархической системе общежития. О чем говорил еще А. Боровой, указывая, что «потенциально все люди – анархисты и все разными путями идут к анархизму» [5]. Это непривычное смысловое построение станет более понятным, если учесть, что анархизм, – это не просто одна из идеологий, - а иной тип политического сознания. Все прочие идеологии, – коммунизм, социализм, либерализм, консерватизм и их вариации относятся к течениям этатического типа. Они обнаруживают типологическую близость, так как предлагают для управления обществом ту или иную форму государства, то есть внешнего регулирования. Противоположной им вместе взятым выступает совокупность течений анархизма, относящихся к иному, антиэтатическому типу сознания [6], и предлагающих переход на полное саморегулирование, следовательно, упразднение государства.

Анархизм в смысле борьбы за самоуправление, самостоятельное решение собственных проблем является универсальной категорией. Различными его проявлениями пронизано общество прямо сейчас, притом, что практикующие его люди не признают о своей анархичности. Задача же идейных анархистов в таком контексте сводится к координации этих практик и их канализации в целенаправленное выстраивание безгосударственной альтернативы внутри политической системы. В контексте первого этапа анархизации, как стремления к прямой демократии, важную роль в соединении усилий такой социальной базы может сыграть кооперация практик, соответствующих нижним уровням анархического сознания с близкими демократическими практиками. Анархизм вышел из демократического движения и, напротив, инициативы последнего часто эксплуатируют анархические методы. Такой прием снимет анти-анархические барьеры в сознании общественных активистов. Обеспечит приток свежих сил в анархическое движение.

Этот подход ближе к взглядам Малатесты, Неттлау и Корн на анархическое движение, как субкультуру, чем та «анархическая субкультура», что сложилась сейчас в республиках экс-СССР. По мнению Малатесты, так как сознание, воля и способности людей развиваются постепенно, анархия может наступить лишь постепенно, понемногу возрастая в силе и широте охвата. Анархисты должны найти путь к осуществлению наиболее возможной доли анархии среди людей, которые не являются анархистами или которые являются таковыми в различной степени. Ему вторил и Неттлау: мы не можем загнать людей силой в анархию, это нарушает сам принцип ее добровольности. Но мы должны содействовать созданию все более свободных условий, которые увеличат способность масс прислушаться к голосам подлинной свободы, то есть к анархизму [7].

Так и Г. Максимов призывал анархистов активнее работать в массовых организациях, даже, если они не анархистские. «Анархизм нужно осуществлять сейчас, а не в отдаленном будущем. Осуществлять в той мере и степени, которая возможна при данных условиях - это реализм, в противном случае никакого анархизма никогда не будет» [8]. В борьбе за конкретные интересы этих организаций и будут выковываться ячейки нового общества. Наконец, как указывает В. Прайс, анархисты должны участвовать во всех движениях, где простые люди борются за отмену налогов, организацию профсоюза, закрытие вредного предприятия или против полицейских репрессий, вне зависимости от того, как эти народные движения себя называют. Анархистам необходимо работать вместе с активистами народных движений, склонять их к анархизму [9].

Причем, отрицая идею формирования особой системы «переходного периода» к анархии, Малатеста и Неттлау предлагали анархический прогресс путем непрерывной эволюции. Постоянное участие анархистов в любой общественной и реформистской деятельности должно постепенно привести к увеличению их числа. К превращению их в социальный фактор, достаточно сильный, чтобы настаивать на собственном образе жизни уже не в качестве изолированной коммуны, а как части общества со своими средствами производства [10]. Таким образом, разнообразие уровней анархического сознания, как и сходных демократических практик, может быть объединено только в концепции анархической эволюции. А самим практикующим анархистам надо не замахиваться на неподъемные задачи социальной революции, а поддерживать и соединять малейшие проявления неосознанного анархизма в социуме. Не упуская из виду ни одного сомнения во власти, ни одного стремления к самостоятельности, от малого к большому, словно снежный ком наворачивать их в единую альтернативу.

В таком контексте методом реалистичной анархизации я вижу не перевоспитание различных социальных групп под некий виртуальный анархический идеал, а агитацию их на те проявления анархии, которые могут быть привлекательны для каждой из них. Не надо рассказывать шахтерам о сетевом менеджменте, программистам – о синдикальном самоуправлении, а фермерам – о свободе киберпространства. Каждой группе нужна своя точка выхода на всеобщую анархию. Так задача анархического строительства серьезно упрощается. Но при таком подходе бессмысленно прописывать весь путь становление анархии. Поэтому я и берусь здесь моделировать лишь первый его этап, для большинства сограждан и так невероятный и безумно смелый, а именно, - вытеснение государства.

Стихийный анархизм 
Возможно, моя принципиальная схема не всем дает понимание того, насколько украинское общество пронизано демократическими практиками, соответствующими нижним уровням анархического сознания. Насколько такая анархо-демократическая активность в различных сферах социума уже готова к тому, чтобы прямо сейчас связать ее разрозненные проявления единой концепцией и поднять в Украине массовое анархическое движение. Движение, что охватит большинство социальных групп, станет сначала достойным противовесом произволу олигархических партий и созданных ими властей, а, затем, - начнет их постепенное выдавливание из жизни общества. Какие же конкретно проявления самозащиты, самоорганизации и самоуправления и, главное, каким образом могут поддерживать анархисты? Начну с простейшего проявления анархического сознания – стихийного анархизма масс. Или даже еще раньше, - с его пассивного варианта, - осмеяния власти.

Смех можно считать древнейшим инструментом анархии. По М. Бахтину, наряду с первобытными культами почитания божеств, были и официальные культы «ритуального смеха», призванные их срамословить и высмеивать [11]. Тут мы видим первые проявления общественного регулирования религиозной власти, способ ее демократизации, а значит, и подконтрольности верующим. Чуть позже появилась и демократизация политических лидеров через их осмеяние. Так в древнем Риме, во время галльского триумфа Цезаря, идущие за его колесницей легионеры высмеивали полководца в куплетах сексуального характера [12]. А уже в наше время «кухонная оппозиция» советскому тоталитаризму своими анекдотами внесла немалый вклад в свержение режима. И учебник эстетики Ю. Борева указывает, что смех по своей природе враждебен иерархичности, чинопочитанию и преклонению перед авторитетами [13]. Это и есть главная анархическая характеристика смеховой культуры.

А, если учесть, что демократия это в первую очередь процедура, то есть ритуал, мы приходим к пониманию контрольных функций «ритуального смеха» в постсоветский период. В условиях демократического режима, хорошо организованный электоральный смех способен обрушением рейтингов политиков выводить их из процесса управления государством. Таким образом, смеховая культура в политике может служить целям разгосударствления, выведения народа из властного подчинения, разложения системы принудительного управления [14]. Причем круг граждан, готовых смеяться над политиками того или иного лагеря, в Украине 2008, после череды бесполезных майданов и перевыборов, настолько широк, что уже приближается к общему числу взрослого населения страны. И это наиболее широкая, при определенных условиях вполне рекрутируемая социальная база анархизма. Другими словами, в современной Украине смехом можно возбуждать анархические настроения практически на всем электоральном поле, у всех наших сограждан, варьируя лишь с объектами осмеяния.

Активный же вариант стихийного анархизма масс можно видеть в любом уличном бунте, массовых протестах, которые по сути своей направлены против власти, как отдельных ее представителей или структур, так и режима в целом. Спонтанно или искусственно (вопрос отдельный), но критическая масса неприятия преступной власти накопилась в украинском обществе к 2004 г. В уличной составляющей оранжевой революции можно видеть одно из ярчайших проявлений этого неосознанного, бунтарского вида анархизма. Правда, энергия бунта довольно быстро сменяется разочарованием и апатией. Когда, подобно команде Ющенко, кто-то использует бунтарей не для реальных преобразований, а для смены правящей верхушки, когда они наорутся и намерзнутся на бесцельных майданах. Поэтому пассионарность стихийного анархизма требует постоянной подпитки конкретными достижениями. И для подъема новой волны уличной активности, достаточно лишь канализировать ее в осмысленный и эффективный протест.

Направить стихийный анархизм масс на реальные достижимые цели, разбить на множество мелких выступлений, точечных ударов, которые закончатся ощутимыми результатами. Например, против ЖЭКа, местного депутата, судьи и т.д. Стихийный анархизм масс необходимо прикормить успехом, реальными и быстрыми победами в малых делах. Подобные акции дадут протестующим почувствовать себя вершителями собственных судеб. А такого, вкусившего победы гражданина назад в тюбик повиновения можно загнать только репрессиями. И, главное, подобная сетевая форма протестов, даже не по всей Украине, а только в крупных городах, - это новая для нашего общества технология социального освобождения. Когда граждане одержат серию мелких побед над клерками местного самоуправления (МСУ) и почувствуют свою силу, можно синхронизировать их протесты в некий сетевой Майдан.

Такая форма активности принципиально отличается от оранжевого похода на Киев 2004 г., как социальная революция от политического переворота. По Кропоткину, политической формой социальной революции должна быть Свободная община [15]. То есть пространством протестов, ставящих целью не смену царя, а реальные реформы, должна быть не площадь под Радой или Секретариатом Президента, а тысячи мелких площадок по всей стране, в плоскости МСУ. За самоопределение местных сообществ в вопросах их социальной и культурной сферы. Будь эти акции скоординированы и одновременны, подавить такой протест в современных условиях практически невозможно. Если защита объектов центрального аппарата в столице требует ограниченного числа силовых подразделений, то для прекращения сотен протестов только в областных центрах и крупных городах понадобится вводить войска. Ни один режим, называющий себя демократическим и действующий с оглядкой на Запад, на это не пойдет.

Наконец, огромную роль в живучести политического режима в Украине играет медиакратия, - «четвертая власть» СМИ. Поэтому достаточно обеспечить бесперебойное освещение в центральных, а лучше, - в зарубежных медиа такого сетевого Майдана, чтобы принудить к реформам любое правительство [16]. Можно себе представить политический эффект от печатного, тем более видео- ряда одновременного возгорания сотен очагов протестной активности под структурами законодательной, исполнительной и судебной власти в десятках городов по всей стране! Такой волне стихийного анархизма под силу уже не смена властвующего режима, а изменение системы управления на местах, приведение под общественный контроль системы местных Советов. Центр же без регионов – ничто. А, значит, успех такой кампании способен привести к куда большему изменению системы центральной власти, чем политическая революция в столице.

[1] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.54
[2] Толстой Л. Путь жизни // http://www.klassika.ru
[3] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.31
[4] Карелин А. Что такое анархия. М. 1923., с.2
[5] Боровой А.А. Анархизм. М. 2007. с.100
[6] Мамут Л.С. Этатизм и анархизм, как типы политического сознания. М. 1989.
[7] Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://u-f-a.org.ru
[8] цит. по Шубин А. Анархистский социальный опыт // http://www.history-futur.newmail.ru
[9] Прайс В. Революционный анархизм – часть левого движения? // http://antifa-kiev.at.ua
[10] Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://u-f-a.org.ru
[11] Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса // http://www.philosophy.ru
[12] Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М. 1990., с.24
[13] Борев Ю. Эстетика. М. 2002., с.87
[14] Азаров В. Пересмешник-Освободитель // http://azarov.net
[15] Кропоткин П.А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М. 1990., с. 316-318
[16] Азаров В. Моя махновщина. ч.4 // http://azarov.net


Гражданская независимость 
Так как государственной идеологией в Украине является национализм, обществу навязано понимание независимости, как суверенитета национальной бюрократии (государства). В таком контексте независимость неразрывно связана с идеей «розбудови держави», что в реальности не представляет собой ничего, кроме роста бюрократии. А так как каждому чиновнику надо с кого-то кормиться, «разбудова» ведет к усилению бюрократического гнета над гражданами. Независимость бюрократии выливается в полную зависимость граждан от ее произвола. Между тем, украинский народ – это не население Секретариата Президента, Кабинета министров или последнего райисполкома в провинции. Это гражданское общество (ГО), определяемое, как «совокупность отношений в сфере экономики, культуры и пр., развивающихся в рамках демократического общества независимо и автономно от государства» [1]. И, действительно, настоящая независимость – это независимость граждан, главных носителей демократической власти.

Причем, из самого определения ГО следует, что его развитие является союзной анархизму практикой. В бинарной системе социума «государство – гражданское общество» действует правило живого равновесия: чем больше удельный вес ГО (свободного от власти пространства гражданской самоорганизации) тем меньше государства (господства бюрократии) и наоборот [2]. Таким образом, в начале анархизации, гражданская независимость подразумевает полную зависимость от граждан их наемного аппарата управления (государства). Что и призвана обеспечить технология «сетевой Майдан». Но никакая технология не может заставить бюрократию честно работать на граждан [3]. Рано или поздно, она найдет новые способы «кормления». Выход – самостоятельность – способность граждан обходиться без государства, самим решать свои социальные проблемы. Следовательно, реальной независимости Украины, - независимости ее граждан будет способствовать увеличение численности и профессионализма гражданских органов самоорганизации (НПО) и вымещение ими бюрократии.

Отсюда более высоким уровнем сознания, чем стихийный анархизм, можно считать осознанные общественные позиции, из которых и строится ГО. Это гражданская инициатива, неформальное объединение, волонтерство в НПО и, наконец, их функционеры (грантоеды). Позиционирую анархистов и их задачи к данным категориям. Неудовлетворенный стихийный анархизм часто переходит в гражданские инициативы. Так, не добившись результатов оранжевой революции, часть активистов сами начали борьбу за свои права. Гражданские инициативы – это объединения граждан, созданные ими для решения важных для них проблем. Традиционные фронты гражданского сопротивления власти связаны с вопросами строительства и ЖКХ. Это защита от уплотнительной застройки, от вырубки под застройку парков и скверов, другого урезания общественного пространства. Гражданские инициативы часто возникают во время длительных отключений электричества и тепла в зимний период. В сельской местности их обычно порождает несправедливое распаивание земель.

Вот только поддержка анархистами гражданских инициатив нередко рассматривается самими гражданами, как решение их проблем силами анархистов. Были случаи, когда в ячейки САУ обращались жители микрорайонов, в которых на местах детских площадок власти пытались строить ларьки или гаражи. Но граждане просили не помочь их сопротивлению, а решить за них проблему. То есть пикеты под черными флагами должны были выдавливать строителей, а сами жители, - смотреть на это с балконов. Для целей разгосударствления и гражданской независимости это бессмысленная работа. Смысл нашей помощи гражданским инициативам мы видим в методической, печатной, технической, даже в силовой поддержке. Но основную тяжесть конфликта граждане обязаны вынести сами. Только тогда победят именно ОНИ. Только тогда они превратятся из аморфной массы населения в органичную структуру самоорганизации.

Такие структуры могут принимать различные формы от легальных органов прямой демократии до неформальных альтернативных сообществ. Но их принципиальным отличием от квази-государственных структур типа советских профсоюзов или сегодняшних, выращенных фондами НПО «третьего сектора» должно быть исключение отношений «власти-подчинения» во внутренней жизни. При одновременном сведении к минимуму контактов с патерналистскими органами власти и концентрации своей деятельности на взаимопомощи и самообслуживании. Для примера можно набросать некую схему зарождения безвластной самоорганизации. Так из гражданских инициатив могут вырасти службы милиционного типа. От охраны общественного порядка [4] и окружающей среды до спасения на водах и даже пожарных команд в малых территориальных сообществах (кварталы, микрорайоны).

Начиная с вечерних групповых прогулок с собаками по пресечению хулиганства, отдавая толику своего времени общественному делу, жители постепенно станут хозяевами своей среды обитания. Станут требовательнее к муниципальным службам, а после, - и независимее от них. Такое дело не оставит равнодушным и состоятельного соседа. Ведь ни решетки, ни ротвейлер не оградят его детей от влияния улицы, мать – от хулиганов, а его самого – от громкой музыки в ночное время. Соседская взаимопомощь решает эти проблемы быстрее и качественнее милиции. Постепенно в результате такой квартальной солидарности люди перестают быть чужими, их связывают общие победы над произволом. Как следствие, в таком сообществе станут развиваться и социальные НПО (благотворительные, взаимопомощи малоимущих, просветительские). Так может расти социальная база низового анархического самоуправления, активность, компетентность и солидарность граждан без участия власти.

Особо стимулирует этот рост распространение информации о победах ГО, технологиях самопомощи, механизмах сопротивления произволу. Поэтому гражданские семинары и тренинги должны стать объектом внимания анархистов. Автор этих строк сам в 2000 г. в 4 областных центрах Украины проводил первые тренинги по технологиям лобби НПО, которые, хоть и завуалировано (велись в рамках программы Британского совета), но учили методикам «продавливания» власти, принуждения ее идти на уступки. Проекты структур самоорганизации неоднократно публиковались на страницах печатного органа САУ газеты «Набат» (например, гражданских дружин правопорядка, городских автономий, сетей Общественных наблюдательных советов). Серьезной поддержкой становлению анархического ГО может стать внедрение технологий медиаобразования, как защиты от информационных манипуляций общественностью [5].

Для непосредственной работы анархистов перспективными видятся НПО территориального самоуправления, социальной взаимопомощи, содействия самореализации (образовательные, просветительские). То есть организации, основанные на ценностях близких анархическим, - самоуправлении, взаимопомощи, самообразовании. Интересны так же экологические и правозащитные НПО. С экологами можно сходиться на почве одного из либертарных течений – экоанархизма. Правозащита же зачастую представляет собой помощь в сопротивлении произволу структур власти (от исполкома до МВД) и, значит, может рассматриваться в контексте борьбы с ней. Огромную потенцию анархической практики несут в себе малые населенные пункты, где возможно самоуправление посредством прямой демократии общих собраний. Мой, хоть и неудачный, но показательный опыт выборов 2006 г. в поселковые головы пгт. Черноморский (бывший военный городок) под Одессой показал, что даже такое этатизированное население, как отставные военные понимает выгоды ПД и откликается на анархическую агитацию [6].

В то же время бессмысленно заново писать некое «правильное» гражданское общество. В процессе разгосударствления нам не обойтись без активистов уже существующего «третьего сектора». Правда, сегодня о его независимости говорить не приходится. Властям выгодна лишь имитация ГО, фасад напоказ «мировому сообществу». Внутри же, как выразился один из общественников, им нужна «обычная совдеповская общественность, которой они будут прикрывать все свои безобразия» [07]. Такое срастание НПО с властью в Украине дополняется их финансовой, а через нее, и идейной зависимостью от западных фондов. В результате чего «третий сектор» становится социально опасной марионеткой в руках государств базирования этих фондов (чаще всего, США), с помощью которой можно легко производить смены режимов в нашей стране. Поэтому параллельно с вытеснением власти силами ГО, нам надо обеспечить его внешнеполитическую независимость. Чтобы центр принятия общественных решений вернулся назад, - из «вашингтонского обкома» в Украину.

Не сделав этого, мы обрекаем себя на дурную работу: добившись первых успехов, получать новый политический режим и начинать все сначала. Вернув же Украине «третий сектор», мы серьезно ослабим возможность манипуляции нашей внутренней политикой из-за рубежа. Опорой в этом процессе вряд станут функционеры НПО («грантоеды»), прочно повязанные с бюрократией государства и фондов [08]. Наши потенциальные союзники, - рядовые волонтеры НПО, - участники протестов с 2000 г. Встречи с ними убеждают в искренности их стихийного анархизма, который лишь был цинично использован технологами бархатной революции. Но и вступать в жесткую конфронтацию с «грантоедами» тоже глупо. Надо искать общий язык с той их частью, что проявила профессионализм в социальных проектах. Наиболее дальновидные из них вполне могут соблазниться такими перспективами анархизации, как социальный заказ и выход НПО на первые роли в местном самоуправлении.

Наконец, анархисты могут сыграть важную роль в налаживании системного диалога НПО со «вторым сектором», - бизнесом для переключения «третьего сектора» с западных грантов на его поддержку. Для бизнеса здесь прямая выгода. Ведь именно гражданская независимость, развитое снизу, а потому по-настоящему патриотичное ГО является надежной защитой национальной экономики от поглощения западными корпорациями, чьим авангардом и являются режимы «цветных революций». А связующим звеном между вторым и третьим секторами могут стать НПО бизнеса: советы предпринимателей, промышленные союзы. Задача же анархической пропаганды в данной среде – убеждение обоих «секторов» в реалистичности и выгодности их двухполюсной модели в отсутствии государства, а значит, необходимости их союза с целью постепенного выдавливания политической власти.

Вступление в коммунализм 
При всем уважении к революционным классикам нашего движения, остаюсь во мнении, что анархию невозможно построить в одночасье. О том же писал и Неттлау: «ждать, что социальный переворот путем крушения капитализма или прямой социальной революции даст маленькому анархическому меньшинству физическое влияние или моральный вес в глазах сотен властнически настроенных и властнически предубежденных миллионов - чистая химера» [9]. А, значит, для укрепления своих позиций, анархистам следует искать близкие к анархизму легитимные практики замещения отношений «власти-подчинения» самообслуживанием и взаимопомощью. Именно их можно видеть в выше указанных примерах самоорганизации территориальных и социальных НПО, которые будут подходить к решению своих проблем добросовестнее бюрократии. А, достигнув в этом уровня профессионализма, они поймут, что могут вовсе обходиться без чиновников МСУ и начнут их вытеснение.

Мне, как эволюционисту, ясно и то, что анархия не будет писаться с чистого листа, возводиться на руинах цивилизации, - скорее современная система власти станет эволюционировать к ней путем разгосударствления. В таком контексте, движение НПО к полному самоуправлению на местах и видится прямой дорогой к «переходному периоду» или вступлением в коммунализм. Последний есть демократическая система управления с минимальными полномочиями центрального правительства и максимальным развитием МСУ. Истоки коммунализма выводят из полисной системы Древней Греции. Его же видят в коммунальной революции вольных городов Европы XII в. и опыте Парижской коммуны. А сегодня, - в коммунитарном движении США и Западной Европы последней трети XX в. [10]. Это движение М. Букчин считает возвратом к модели полисного управления посредством общих собраний [10], то есть к прямой демократии Древней Греции.

Коммунализм, как альтернативное иерархии государства, сетевое общество, наиболее близок к принципам анархической федерации, и может стать промежуточной целью разгосударствления. Причем, в плоскости МСУ он является связующим звеном демократизации управления с теорией анархизма. Еще А. Атабекян писал, что возвращение общественных служб от государства к обществу станет фактором развития социальной активности масс [12]. Так на практике может преодолеваться табу на анархизм: общественность не ступает на некую запретную тропу преобразований, движется в рамках легальной демократизации, но развивается в анархическом направлении. Украинское законодательство имеет огромный резерв неиспользуемых возможностей самоуправления, в первую очередь, низового территориального и социальной взаимопомощи. Нет смысла бунтовать, когда анархизация может продвигаться легально. Причем, существует законный механизм ре-делегирования полномочий от органов МСУ к общественным организациям, - это социальный заказ (СЗ).

Российские разработчики СЗ определяли его, как реализацию гражданских инициатив через систему контрактов между властями и НПО. Что ведет к демонополизации и разгосударствлению социальной сферы [13]. СЗ – это тендер, объявляемый органами МСУ на выполнение социальных программ с передачей победителям отведенной на них части бюджета. НПО, получившие соцзаказ, замещают профильные структуры власти, а общественность в этом случае сама осваивает налоги, собранные на социалку. Технология соцзаказа применяется с 2000 г. и в Украине, а его повсеместное внедрение может быть, например, одним из требований сетевого Майдана. Начиная от столицы и областных центров, где сконцентрированы профессиональные НПО, включение СЗ способно привести не только к сокращению бюрократии и коррупции. Это еще и создание десятков тысяч рабочих мест в некоммерческом секторе, где люди работают на взаимопомощь, а не на прибыль или ради власти.

А, чем больше таких НПО, тем больше удельный вес самоуправления в социуме. Как (прямо по Кропоткину) заметил один из общественников, «жизнь сама должна определять: сколько и каких организаций (в зависимости от существующих проблем и потребностей) необходимо на каждой конкретной территории, в регионе и в стране в целом» [14]. Постепенно сети таких НПО сложатся в альтернативную систему управления МСУ и максимально вытеснят бюрократию исполкомов. Между тем, такая протоанархическая структура общества будет эффективна лишь при двух условиях: ее законодательном закреплении и максимальной децентрализации государственного управления. Нет ничего бессмысленнее, чем строить масштабную нелегальную альтернативу, что держится лишь на энтузиазме активистов, и которую власти могут разогнать, как незаконную. Для ее закрепления анархистам надо избираться в Советы. В плоскости МСУ эта идея стыкуется со взглядами Штирнера и Бакунина, считавших муниципальную власть неполитической [15]. А, по Гордину, работа в Советах вообще должна быть одним из массовых методов активного анархизма [16].

Правда, работа в парламенте, - где только и можно законодательно закрепить нашу протоанархическую структуру, - деятельность для анархистов непривычная. Но никак не табуированная, и имеет свою либертарную предысторию: от депутатства Прудона до Старобельского соглашения, давшего махновцам право избираться на Съезд Советов [17]. Данный пункт нашей программы вызывает наибольшее неприятие среди последователей классического анархизма. Их обвинения сводятся к тому, что анархисты в Советах выродятся в государственников под черными знаменами. Но эта фобия – прямой результат неискушенности в политики. Этатизм – основа мировоззрения «властнически предубежденных миллионов» (Неттлау). Поэтому, даже при условии, что удастся убедить активистов НПО в их потенциальном анархизме, вместе с ними мы сможем получить проходной процент в основном на выборах в Советы крупных городов с развитым «третьим сектором». Другими словами, сможем пройти в Советы, которые в результате соцзаказа первыми начнут терять властные полномочия.

Прохождение же анархистов в парламент в современной олигархической Украине, - тяжелейшая, с трудом осуществимая компания. А уж получение нами большинства мандатов (то есть реальной власти) невозможно практически. Как из-за того же этатического мировоззрения большинства избирателей, так и из-за невозможности быстрого распространения по стране анархо-демократических практик НПО. «Глубинка», где проживает основная часть избирателей, отличается большим конформизмом. На этой же почве в ней нереально возникновение в начале первого этапа анархизации действительно независимых НПО, которые смогли бы через СЗ перенять на себя функции исполкомов и наглядно продемонстрировать жителям провинции преимущества жизни без власти. По совокупности этих причин, «глубинка» массово будет голосовать за тех или иных государственников.

Но тогда возникает вопрос: как мы сможем принимать законы децентрализации? Ответ прост: используя стимул ре-делегирования полномочий и разницу интересов центральной, региональной и местной бюрократий. Да, да, при умелом подходе, нашему делу может послужить даже бюрократия! По замечанию Ударцева, анархизм находится по отношению к любой государственной власти «в большей или меньшей степени оппозиционности» [18]. В числе прочего, из этого следует, что не ко всем политическим режимам анархисты относятся одинаково. Не говоря об очевидной разнице между фашистской хунтой и социальной демократией, для анархической эволюции играет большую роль административно-территориальное устройство (АТУ) нивелируемого государства. Его унитарная структура для нас хуже федеративной, а последняя, - хуже коммунализма. И, значит, у анархистов могут временно совпадать интересы с разными политическими силами, отстаивающими то или иное АТУ. Это совпадение и есть основа для совместных голосований по вопросам децентрализации.

Например, многие региональные элиты и их партии являются сторонниками федерализации Украины, то есть смещения центра принятия решений на уровень региона. Они и будут нашими естественными союзниками в борьбе с центральной бюрократией. А после утверждения федерального АТУ у анархистов начнут совпадать интересы со сторонниками увеличения роли МСУ относительно столиц федеральных субъектов. Такое ре-делегирование полномочий от унитарной бюрократии к региональной, а от нее, - к МСУ будет соответствовать этапам разгосударствления, анархической эволюции социальной системы. Ну, и в процессе такой децентрализации неизбежно будут таять полномочия парламента (и анархистов в нем), - он все больше станет терять статус представительской власти, превращаться в общенациональный координационный Совет. А органы государства будут реформироваться в центры статистики (по Гордину [19]) или органы информации (по Солоновичу [20]).

Таким путем, на этапе смещения центра управления на уровень МСУ и возникнет система украинского коммунализма, как главная площадка, на которой начнет формироваться «переходный период» к анархии. На этом этапе бессмысленно требовать полной отмены местных Советов. Например, анархическая эмиграция рассматривала Советы, как последнюю форму власти перед наступлением анархии [21]. Да и единственная продуманная анархистами система общежития – анархическая федерация – скреплялась именно сетью Советов. Другой вопрос, что в случае закрепления протоанархической структуры общества, где граждане посредством соцзаказа переберут на свои НПО большую часть вопросов самоуправления, местные Советы станут терять властные полномочия и превращаться в координаторов деятельности этих низовых общественных организаций. В то же время, большинство вопросов жизни территориальной общины в целом должно решаться даже не этими НПО, а прямым волеизъявлением граждан.

Здесь можно вспомнить предложение Гордина заменить парламентаризм плебисцитаризмом, референдумизмом [22]. В 1920 г. это звучало, как утопия бесконечной переписки. Сегодня же Интернет сделал такую замену реализуемой. Уже в конце ХХ в. создание «электронной агоры» виделось первым шагом к торжеству идей прямой демократии во всех социальных институтах, когда люди смогут общаться и решать свои проблемы без передачи кому-либо полномочий [23]. Так и по Ротбарду, современные технологии позволяют обществу вернуться к самоуправлению ПД. Граждане свободно могут голосовать несколько раз в неделю. А депутатов можно будет избирать лишь в качестве советников и экспертов, которые смогут разрабатывать законопроекты, но не принимать их, как законы. Это должны делать только сами граждане [24]. Тогда же, следуя предложению Гордина, можно реформировать саму форму представительства: заменить депутатов делегатами [25]. По Букчину, такие делегаты должны работать на условии императивного мандата [26]. Сеть лишь таких «анархизированных» Советов общин и регионов и может служить фундаментом для будущей анархической федерации.

[1] Гражданское общество // http://www.glossary.ru
[2] Азаров В. Бескрайнее гражданское общество // http://azarov.net
[3] Азаров В. Взросление нации. Одесса. 2001., с.118
[4] Жакот А. Правопорядок безвластия // http://nabat.info
[5] Азаров В. Оранжевый совок, ч.2 // http://azarov.net
[6] Азаров В. Самоуправление и собственность // http://www.azarov.net
[7] Байкин С.А. От гражданской инициативы к практическому решению социально значимых проблем общества // Гражданское общество: практические и научно-методические аспекты. Ижевск. 2002., с.32
[8] Азаров В. Взросление нации. Одесса. 2001., с.69-70
[9] цит. по Неттлау М. Против утопий «переходного периода» // http://u-f-a.org.ru
[10] Штырбул А.А. Идеи и практика коммунализма // http://www.alternativy.ru
[11] Букчин М. Либертарный коммунализм // http://tw2000.chat.ru
[12] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.278
[13] Хананашвили Н.Л. Социальный заказ в России // Гражданское общество: практические и научно-методические аспекты. Ижевск. 2002., с.21-23
[14] Байкин С.А. От гражданской инициативы к практическому решению социально значимых проблем общества // Гражданское общество: практические и научно-методические аспекты. Ижевск. 2002., с.31
[15] Ежова Е.А. Проблема власти, государства и права в философии М. Штирнера, М.А. Бакунина и П.А. Кропоткина // Вестник МГТУ, т.9. № 1, 2006., с.42
[16] Комин В.В. Анархизм в России. Калинин. 1969., с.175
[17] Аршинов П. История махновского движения (1918-1921) // Тайны истории. М. 1996., с.116
[18] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.3
[19] Комин В.В. Анархизм в России. Калинин. 1969., с.171
[20] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.281
[21] Ударцев С.Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России. М. 1994., с.269
[22] Комин В.В. Анархизм в России. Калинин. 1969., с.170
[23] Барбурк Р., Камерон Э. Калифорнийская идеология // Криптоанархия, кибергосударства и пиратские утопии. Екатеринбург. 2005., с.484
[24] Ротбард М. Власть и рынок, 5.5. // http://sotsium.ru
[25] Комин В.В. Анархизм в России. Калинин. 1969., с.170
[26] Букчин М. Либертарный коммунализм // http://tw2000.chat.ru


Анархизация экономики 
Между тем, все завоевания стихийного анархизма, гражданской независимости, децентрализации власти и ее вытеснения с уровня МСУ окажутся неустойчивыми и временными без разгосударствления экономики и шире, - ее анархизации. Однако в начале нам надо определиться, что понимать под исключением экономической власти. Как справедливо заметил Тоффлер, «Власть — неизбежная часть процесса производства, и это — истина для всех экономических систем, капиталистических, социалистических и вообще каких бы то ни было» [1]. Что вполне согласуется с указанием классиков анархизма о необходимости борьбы лишь с «отрицательной» властью. А, значит, и в сфере экономики мы должны стремиться не к ликвидации экономической власти вообще, включающей и обязательства по контрактам, и самодисциплину производственного коллектива, а лишь к исключению ее отрицательного аспекта, - принудительной эксплуатации. Стремиться к равновесию влияний и замене принуждения кооперацией (взаимной эксплуатацией), партнерством работников и предпринимателей ради достижения общих целей.

Разгосударствление экономики во многом идентично демонополизации. Как указывал российский либертарианец Г. Лебедев, «Единственный строгий смысл слова «монополия» – это установленная и поддерживаемая государством привилегия», ведущая к наиболее ощутимым экономическим потерям в обществе и, как следствие, к его обнищанию. Причем, «В основе всех привилегий (и всех общественных потерь) лежит привилегия государства на узаконенное и потому безнаказанное насилие» [2]. Отсюда легко видеть, что к наибольшему росту общественного благосостояния ведет ликвидация такого привилегированного насилия, как государство. В то же время освобождение экономики для меня не сводится к рецептам радикальных либертарианцев США по замещению государства рыночной системой во всех сферах социума. Мне чуждо «плоское» понимание разгосударствления, как исключение вмешательства политической власти в экономику при сохранении силы влияния субъектов последней. Результатом этого станет лишь смена доминирующей власти, причем, на более деспотичную.

Можно представить ситуацию, когда крупнейшие экономические субъекты – корпорации – решились бы на упразднение государства, заменив его администрации своими офисами, а полицейский аппарат, - своими охранными структурами. Таким может быть буквальное разгосударствление экономики. Но станет оно убийством и рынка, и даже «дозволенных» государством гражданских свобод. Поэтому для меня смысл анархизации экономики – это борьба не только с монополией государства, но и с монополизмом, как принципом экономической деятельности. По этой причине я здесь не буду рассматривать такой идеал, как всеобщий (монопольный) социализм, который обычно возносили классики анархизма. Приговор полному обобществлению средств производства вынес еще Я. Махайский: это было требованием не рабочего класса, а социалистической интеллигенции, которая стремилась таким способом прийти к монопольной власти [3].

Вторым после государства противником анархиста в экономике является другой вид монополизма, - олигархия. Словарь определяет, что это «группа крупнейших монополистов, господствующая в экономической и политической жизни государства, в руках которой находится подавляющая часть национального богатства» [4]. А теперь наложим данное определение на ситуацию в Украине. По уровню олигархического влияния наша страна намного обходит Россию, в которой состояние 50 богатейших олигархов равно 35% ВВП, когда у нас – 85% [5]. Олигархическая экономика ведет к резкому сужению сферы действия законов конкуренции [6], к удушению среднего и малого бизнеса. На каждом отраслевом рынке господствует несколько корпораций, диктующих цены, которые много выше конкурентных, и растут всякий раз, как появляется малейший предлог. Сами корпорации стремятся не к модернизации производства, а к максимизации доли прибыли в цене. Что ведет к низкой оплате труда [7]. В результате олигархическая экономика является фактором хронической инфляции [8], механизмом торможения общественного развития, постоянно воспроизводящим бедность и коррупцию [9].

Последняя же, при отсутствии обычных источников появления олигархии (добыча полезных ископаемых или создание высоких технологий), и является причиной возникновения крупнейших украинских состояний. И действительно, основные фракции парламента являются политическими представительствами олигархических групп. Экономисты же утверждают, что созданные такими группами органы государственной власти обслуживают сами группы, а не работают в интересах народа [10]. Поэтому и вызывают полное отторжение слова депутатов или олигархических СМИ, именующих украинский режим «демократией». Таким образом, разгосударствление украинского общества неразрывно связано с демократизацией экономики, разложением системы олигархического капитализма. Что приведет к высвобождению множества малых экономических сил и, как следствие, выравниванию собственности. Но, чтобы наметить пути разложения этой системы, необходимо уточнить цели анархизации, - к каким ориентирам должна двигаться украинская экономика.

После развала СССР у нас было целенаправленно забыто такое достижение советского строя, как активная роль трудовых коллективов в принятии производственных решений. Понятно, - коллективы мешали бывшей советской номенклатуре за бесценок приватизировать предприятия. Но именно такое участие широких масс трудящихся в управлении производством и является проявлением прямой демократии в экономике. И именно подобный опыт производственного партнерства видится сейчас передовому западному менеджменту одним из способов экономического роста и повышения эффективности производства. Такой путь, например, реализует бразильская бизнес-модель компании Semco. Ее руководитель Р. Семлер – культовая фигура новой теории менеджмента [11]. Его можно назвать одним из инициаторов протоанархической корпоративной культуры.

Привлечение сотрудников Semco к процессу принятия решений повысило мотивацию их труда. Прозрачность финансовой информации и установление работниками собственных зарплат привели к росту прибыли. Причем, никто не мог ставить себе завышенную плату и бездельничать, так как из-за прозрачности все знали каков реальный вклад каждого. Работники сами регулируют свое рабочее время, главное, чтобы выполнялись взятые на себя задачи. В подразделениях Semco руководителей выбирают трудовые коллективы. Такая модернизация дала компании ежегодный рост прибыли 27-40%. Всемирный Экономический Форум назвал Семлера одним из Глобальных лидеров завтрашнего дня. А сам он, до начала модернизации проводивший на работе весь день, теперь свел свое участие в делах Semco к минимуму, переключившись на другие занятия [12]. Между тем, этот опыт не исключение, а лишь один из успешных результатов демократизации экономики, основанной на концепции гуманизации труда.

Среди основных принципов этой концепции – принцип справедливости – доход каждого должен соответствовать доле его вклада в успех фирмы. Принцип развития личности – организация труда должна обеспечить наиболее полное развитие неповторимых качеств каждого работника. Принцип демократии – отмена жесткой иерархии, самоуправление автономных групп, выборность руководства, коллективное решение вопросов распределения прибыли и инвестиций [13]. Такие подходы углубляет концепция партисипативного (сопричастного) управления, то есть с привлечением работников фирмы. Гуманизация труда включается в более широкую концепцию «человеческих отношений», одним из положений которой является: жесткая иерархия подчиненности и бюрократическая организация управления несовместимы с природой человека. Данная концепция указывает, что для достижения успеха руководители предприятий должны ориентироваться не на технические факторы роста производительности и максимизацию прибыли, а на удовлетворение потребностей работников. Это и будет наилучшим образом стимулировать производительность и увеличивать прибыль [14].

Для укрепления долгосрочной конкурентоспособности компаний применяется так же привлечение (через акции) сотрудников в состав совладельцев [15]. Так преодолевается отчужденность работника и возбуждается его забота о компании, как о своей собственности. В условиях глобального рынка на роль главных факторов успеха компании выходят индивидуальные черты: самостоятельность, склонность к риску, гибкость, инновационность. В результате чего работники компании фактически становятся сообществом индивидуальных предпринимателей [16]. Подытоживая обзор передовых приемов менеджмента, отмечу, что в новой экономике сотрудникам делегируются полномочия управления, прибыль, собственность. Их уже нельзя назвать «наемными работниками» в понимании индустриальной экономики ХХ в.

Еще дальше, в сторону максимизации роли трудящихся в управлении производством идет концепция «гражданской экономики». Это экономика состоявшегося гражданского общества, новый этап развития капитализма, основанный на демократизме экономического процесса, когда руководители предприятий контролируются миллионами акционеров. На сегодня реальными хозяевами глобального рынка являются не транснациональные корпорации (ТНК), а владельцы их акций – корпоративные инвесторы – всевозможные фонды, что инвестируют в ТНК сбережения миллионов частных лиц. А, значит, именно эти миллионы миноритарных вкладчиков и должны быть хозяевами и ТНК, и мировой экономики в целом. Отсюда основной задачей становления гражданской экономики является переход инвестиционных фондов под контроль миноритариев через их гражданские объединения. Например, традиционной формы самоорганизации акционеров: союзов миноритарных вкладчиков. А пример глобальной структуры гражданской экономики: Комитет международного сотрудничества по защите капиталов трудящихся в рамках Международной конфедерации свободных профсоюзов [17].

Гуманизация труда неразрывно связана с децентрализацией экономики в рамках другого вектора модернизации, – смены пирамидальной структуры управления на сетевую. Глобализация и развитие коммуникаций привели к ускорению передачи информации, а с ним и к гонке производственных решений. В таких условиях старые пирамидальные корпорации были обречены на поражение в конкуренции с более гибкими, горизонтально построенными компаниями. В итоге модернизация управления как бы сплющила корпоративные пирамиды, превращая их в сетевые корпорации (СК), где решения не спускаются по иерархии, а принимаются в каждом отдельном подразделении сети [18]. Именно такие корпорации является средой развития концепций гуманизации и сопричастного управления, реализация которых в пирамидальных корпорациях невозможна в принципе. Часть экономистов видит успех и преобладание СК, как становление новой модели капитализма – сетевой экономики.

В контексте же развития сетей Интернета сетевая она же информационная экономика есть глобальная электронная среда для экономической деятельности, результат смены технологического уклада и выхода в лидеры производства информационных технологий (ИТ) [19]. Эта экономика дает принципиально нового производителя – индивидуального работника, создателя уникальных продуктов исключительно из собственных знаний. Интеллект такого производителя одновременно является его капиталом и средством производства, причем, от него неотчуждаемыми [20]. Поэтому руководитель производства в принципе не имеет возможности принуждать такого работника, а может лишь кооперироваться с ним. В результате их СК видятся наиболее подходящими структурами для нейтрализации экономической власти. А ввиду перспективы развития экономики в сторону всеобщей автоматизации и роботизации материального производства, именно такие СК рано или поздно станут основными производствами с участием человека. Это и станет обозримым результатом анархизации экономики.

Таким образом, ориентиры анархизации указаны и остается лишь наметить конкретные пути их достижения. В первую очередь, де-олигархизация Украины зависит от децентрализации государственной власти. В политической плоскости олигархия держится на захвате центральных рычагов управления государством и, несмотря на все заявления о разделении власти и бизнеса, сама себя от них не отлучит. Разрушить централизованную систему обогащения олигархии можно единственным способом – ликвидировать эти унитарные рычаги. Для чего необходима поддержка неолигархическим бизнесом инициатив по ре-делегированию полномочий из Центра на места, увеличению автономности МСУ, поддержка коммунализма. Такая децентрализация приведет к ослаблению экономической власти олигархии. В городах и регионах, охваченных коммунализмом, где Советы начнут переходить под контроль общин, а исполкомы – передавать полномочия общественным организациям, будет практически снят вопрос коррупции. А, значит, конец унитаризма в Украине станет одним из факторов распада олигархического капитализма и анархизации экономики.

С другой стороны, потребность нашего депрессивного хозяйства в иностранных капиталах неизбежно приведет к нам инвестиционные фонды, а с ними и систему гражданской экономики. Современные технологии невозможны без капитализированных предприятий. Значит, для высокотехнологичной анархии вопрос сводится лишь к тому, как эти предприятия будут управляться. Гражданские объединения миноритариев, что станут через инвестиции совладельцами украинских олигархических корпораций, для повышения эффективности производства обязательно станут вводить в них системы гуманизации труда и партисипативного управления. А с ростом нашей экономики, распространением украинских накопительных фондов и их инвестированием в наши же корпорации, появятся и чисто украинские миноритарные союзы акционеров, аккумулирующие акции корпораций и, следовательно, перераспределяющие собственность. Таким видится один из путей не только роста экономики, но и ее анархизации, что в данном случае, явления взаимосвязанные.

Разумеется, все эти новые технологии управления в рамках гуманизации труда и роста мотивации работников внедряются менеджментом исключительно для повышения конкурентоспособности и прибыльности своих компаний. Тем не менее, нельзя не замечать протоанархической сути этих подходов, потенциальных возможностей их использования в анархической эволюции бизнеса. Тем более что в передовых фирмах развитых стран такие преобразования становятся залогом успеха, основой производственного управления будущего, все более превращающегося в менеджмент без менеджеров, в капиталистическое самоуправление. Сети таких новых динамичных компаний и могут стать ведущим инструментом анархизации экономики, альтернативой мастодонтам олигархического капитализма.

Вместе с тем, сами союзы миноритариев гражданской экономики как нельзя лучше сочетаются с анархической эволюцией, которая подразумевает постепенное вытеснение государства из жизни социума с отходом части его функций структурам ГО [21]. Коррекция рынка в переходный период может производиться некоммерческими организациями рыночных субъектов. Как справедливо указывала одна либеральная программа, добровольное сотрудничество людей в гражданском обществе осуществляется как через свободный товарообмен, так и через участие граждан в образовании структур этого общества. Которые в необходимых случаях могут регулировать законы и правила товарооборота [22]. Похожие функции в 1919 – 1920 гг. несли экономические Советы махновского Вольного района. И, как старые анархисты видели Советы депутатов последней формой политической власти на пути к анархии, так и я вижу эти гражданские центры последней формой экономической власти перед утверждением свободно-рыночной экономики, то есть анархии производства.

Ну, и самым перспективным, как бы закрепляющим достижения анархизации в экономической сфере, видится становление в Украине ИТ-экономики. Наша электронная готовность имеет высокие показатели. Так на 2002 г. кадровый потенциал ИТ составлял 23 тыс. специалистов (4-е место в мире) при 1,1 млн. ПК и их приросте в 14% ежегодно. Однако низкие зарплаты и отсутствие возможностей самореализации приводят к тому, что Украину ежегодно покидает 2,5 тыс. специалистов [23]. При этом призывы экспертов к госрегулированию электронного рынка в Украине [24] равносильны призывам к его подавлению. Олигархический капитализм тормозит развитие и в ИТ не заинтересован. Что применительно к целым отраслям экономики и регионам признал даже «ющенковский» информационный закон 2007 г. [25] Положение усугубляется и утверждением после оранжевой революции политического режима сторонников концепции однополярного мира, по которой Украина видится колониальной периферией, рынком сбыта ИТ-продукции развитых стран.

Отсюда ясно, что ИТ-экономика в Украине должна развиваться вне государства и вопреки его политике. А, кроме таких традиционных рецептов, как усиление пропаганды ИТ, одним из выходов видится инициация движения депролетаризации трудящихся через их переквалификацию в информационных работников [26]. Другим способом сохранения интеллектуального потенциала Украины могут стать такие сетевые формы организации производства, как аутсортинг и фриланс. Первый означает использование компаниями сторонних организаций для выполнения некоторых задач в рамках бизнес-проектов. Ведь сами СК глобального рынка зачастую состоят из модулей и групп, разбросанных по всему миру. Второй, - удаленную индивидуальную работу через сети Интернета. Так украинские специалисты могут участвовать в проектах информационной экономики развитых стран, оставаясь у себя дома. Зачем это надо? Чтобы рано или поздно они смогли применить принципы и навыки ИТ-экономики для массового построения таких передовых структур, базирующихся в Украине.

Важную роль в развитии ИТ-экономики может сыграть и децентрализация, - в некоторых наукоемких регионах инновации пойдут быстрее. Но это не послужит разделению страны на аграрные, индустриальные и цифровые регионы. Ибо по закону прямого сетевого эффекта прирост выгоды зависит от увеличения количества абонентов [27]. Сами сети увеличивают мощь и «умнеют» с увеличением количества подключенных к ним узлов. Причем, ИТ-экономика подчиняется биологическим законам роста: размеры сети удваиваются каждые полгода. А по другому закону, в ней существует точка перелома, после которой рост сети превращается в «эпидемию» и сам себя поддерживает. Пройдя точку перелома, сетевая экономика Украины станет расти с геометрической прогрессией, выйдет за пределы исходных регионов и заполнит всю страну. Разрастание паутины Сети приведет к тому, что она завоюет каждый уголок нашей жизни [28], будет управлять заводами и коровниками, транспортом и жильем.

В итоге экономика перестанет напоминать броуновское метание и станет похожа «на колебательное движение атомов в кристаллической решетке». А соответствующая ей социальная структура общества видится в форме «сообщества сообществ» [29], что напоминает старую модель анархической федерации. Стабильность такой экономики отвечает выше указанному принципу «анархия – мать порядка», в том смысле, что сетевое хозяйство со множеством малых экономических сил наиболее устойчиво к любым возмущениям. Наконец, ИТ-экономика не может носить национальный характер, а будет лишь частью глобальной сети. А, значит, такое развитие будет способствовать интеграции Украины в постгосударственное планетарное общежитие, которое еще в 1920 г. прогнозировал в своем анархизме-универсализме А. Гордин.

Заключение 
Выше приведенный обзор показывает, насколько широкой может быть социальная база анархизма. При правильном подходе к ее выявлению и активизации, при нахождении точек выхода на всеобщую анархию для различных слоев и социальных групп, постоянно или временно, в процессе анархической эволюции в нее могут быть включены почти все активные слои населения, исключая центральную государственную бюрократию и апатичных, патерналистски настроенных граждан. В противовес выводам исследователей революционного крыла анархизма о маргинальном характере социальной базы всего движения, его эволюционная концепция может рассчитывать на поддержку широких слоев населения.

От любителей политических анекдотов до уличных активистов. От волонтеров низовой территориальной и социальной самоорганизации до федералистов, сторонников патриотизма «малой родины» (региона, города) и даже клерков местных исполкомов. От предпринимателей малого-среднего бизнеса и гражданских организаций акционеров до специалистов сетевого менеджмента и интеллектуальных работников ИТ. Все они – потенциальные участники движения эволюционного анархизма. При умелой и кропотливой работе вся эта социальная база вполне рекрутируема на борьбу с государством, - без погромов и революций, широким фронтом гражданского давления, ведущего к постепенному, но неумолимому и полному разгосударствлению общества.

Моя концепция не обещает тачанок и баррикад, которые полтора столетия вдохновляли молодых анархистов. Хотя и она допускает возможность столкновений в точках особого сопротивления власти. Но все-таки главное для меня не зрелищность, а результат, ценой соглашения, а не убийства. И совокупный результат всех этих малых и больших, локальных и общенациональных инициатив можно резюмировать классическим прозрением Бакунина: «государство должно раствориться в обществе» [30]. А то, что в моей концепции произойти это должно не так, как предполагал уважаемый классик, так это корректура времени, не меняющая цели процесса: грядущее общество будет безгосударственным. Больше того, как бы крамольно это не звучало для современного политического сознания, это общество не будет и демократическим. Цель первого этапа анархизации – прямая демократия – не является вершиной освобождения общества. Даже не искаженная и истинно народная власть большинства так же мало сочетается со свободой, как и власть меньшинства.

Как указывал Ротбард, демократия по своей природе есть нестабильная и переходная форма правления на пути к свободному обществу. Она не является конечной ценностью «в себе», а лишь средством для достижения других значимых целей [31]. Так и выше приведенный обзор показывает, что для анархиста смежные демократические практики могут быть лишь средством достижения пост-демократических целей. Что согласуется и с мнением де Папа: анархией закончат все, кто увлечен логикой и силой демократического принципа [32]. Но для этого обществу нужен качественный переход от голосований прямой демократии к достижению консенсуса, который и станет задачей второго этапа анархизации. Пока же мы сможем отменить государство прямым голосованием, что, несомненно, лучше, чем пытаться его убить. В обществе неуклонного соблюдения демократической процедуры, граждански выросшие, самостоятельные люди в итоге неизбежно проголосуют за ликвидацию государства, а с ним и любых форм правления. В том числе и демократии.

Вся письменная история человечества была борьбой за власть. Тысячелетиями общественный рост человека сводился к стремлению стать во главе политического или экономического аппарата принуждения. Но, вот, уже второе столетие анархисты пытаются кардинально сменить этот позыв к развитию на более гуманный и даже более захватывающий импульс – стремление к упразднению власти. Поражения наших предшественников не отвернули нас от этой вдохновляющей цели. Мы верим, что страсть к безвластию честнее и сильнее стремления к власти. Прекратим же эту бесконечную череду чванливого принуждения и унизительного раболепия. Скажем громко и уверенно: за нами не будет власти!

Вот только на этот ответ у украинского общества нет в запасе вечности. История дает нам лишь один из немногих шансов. Мир проходит сейчас период трансформации научно-технической, экономической, а с ними и социальной системы. А любые инновации только тогда хороши для анархической эволюции, когда власти не адаптировались к ним, не научились их использовать в своих интересах. Наглядный пример дают те же ИТ, которые могут служить, как для освобождения индивида и общества, так и для тотального контроля, системы «электронного концлагеря». Так после 11 сентября 2001 г. в Америке уже действуют элементы такого «концлагеря» под эгидой закона «Патриотический пакт». Который дает право государству на тотальное прослушивание телефона и контроль Интернета [33]. С помощью тех же ИТ. Аналогично и украинские спецслужбы в последние годы продавливают тотальное регулирование сегмента Интернета UA под излюбленным предлогом «угрозы национальной безопасности» [34].

То же можно сказать и о протоанархических элементах ГО, общественных организациях, которые в 2004 г. уже использовались технологами оранжевой революции, как «аполитичный» таран для свержения режима и прихода к власти новой олигархической группы, причем использовались там и смеховая технология, и стихийный анархизм. У власти гигантские возможности мимикрии, со временем она сможет адаптировать под себя и коммунализм. А чем я говорю? О том, что выбор всегда скоротечен. Современная эпоха трансформаций дает нам лишь возможность использовать переломные новшества для избавления от власти. При этом новая постсоветская Украина является очень молодым обществом, еще не прошедшим этап окостенения политической системы и потери к ней интереса со стороны населения. А, значит, все еще в наших руках.

Январь-февраль, июнь-сентябрь 2008 гг.

[1] Тоффлер Э. Метаморфозы власти // http://filosof.historic.ru
[2] Лебедев Г. Издержки монополий // http://www.sapov.ru/g_v_lebedev/texts/gvl2004_04_cato.htm
[3] Иванов-Разумник. Что такое махаевщина? Спб. 1908., с.35
[4] Олигархия // http://mirslovarei.com
[5] Кузьо Т. Олигархи захватили власть в украинской политике // http://www.vlasti.net
[6] Явлинский Г. Социально-экономическая система России и проблема ее модернизации // http://www.yabloko.ru
[7] Меньшиков С. Тиски олигархической экономики // http://www.rusref.nm.ru
[8] Меньшиков С. Наш капитализм: между олигархическим и бюрократическим // http://www.postindustrial.net
[9] Явлинский Г. Как демонтировать олигархическую систему // http://www.humanities.edu.ru
[10] Меньшиков С. Тиски олигархической экономики // http://www.rusref.nm.ru
[11] Анархия или корпоративная культура? // http://www.e-xecutive.ru
[12] Пикалова М. Менаджмент без менеджеров или Бизнес «по бразильской системе» // http://www.e-xecutive.ru
[13] Гуманизация труда // http://www.ua-jobs.com.ua
[14] Концепция «человеческих отношений» // http://www.rhr.ru
[15] Участие работников в управлении // http://www.new-org.ru
[16] Креативные индустрии: от теоретических моделей к реальным проектам // http://www.hse.ru
[17] Дэвис С. Гражданское общество и «гражданская» экономика: акционерное управление в следующем десятилетии // http://www.cipe.ru
[18] Азаров В. К экономике анархии, ч.2 // http://www.azarov.net
[19] Матюшок В.М. Сетевая экономика и глобализация экономической деятельности // http://emag.iis.ru
[20] Азаров В. К экономике анархии, ч.2 // http://www.azarov.net
[21] Азаров В. Бескрайнее гражданское общество // http://www.azarov.net
[22] Гражданское общество – далекое и близкое // http://www.libertarium.ru
[23] Колодюк А.В. Интеграция Украины в глобальную экономику знаний // http://emag.iis.ru
[24] Габович А. Концепция развития Интернет в Украине // http://ipages.com.ua
[25] Закон Украины «Об основных принципах развития информационного общества в Украине на 2007-2015 годы» // http://www.medialaw.ru
[26] Азаров В. К экономике анархии // http://azarov.net
[27] Вайбер Р. Эмпирические законы сетевой экономики // http://www.vasilievaa.narod.ru
[28] Келли К. Новые правила для новой экономики // http://vivovoco.rsl.ru
[29] Щербина В. Информационное общество в контексте коммунитарно-либертарной альтернативы: понятийный аспект // Социология: теория, методы, маркетинг. К. 2004, №4, с.169
[30] Бакунин М.А. Федерализм, социализм и антитеологизм // Анархия и Порядок: Сочинения. М. 2000., с.176
[31] Ротбард М. Власть и рынок, 5.5 // http://sotsium.ru/books/14/306/rothbard_pm.doc
[32] Карелин А. Что такое анархия. М. 1923., с.2
[33] Буш требует продления разрешения на контроль интернета и прослушивание мобильников // http://net.compulenta.ru
[34] СБУ устроит в интернете тотальный контроль? // http://www.pravda.com.ua

назад
Любое полное или частичное использование материалов допускается только при прямой ссылке на первоисточник